Вот тут-то на них и напали германцы, которые выехали через двое ворот, расположенные западнее того места, где находилась ала четырнадцатого легиона. Один отряд ударил во фланг тем, что сражались у юго-западного угла, а второй — во фронт остальным. В отличие от повстанцев, германские всадники и пехотинцы действовали очень слажено. Сказывались многочасовые тренировки и боевой опыт. Первый отряд быстро разогнал повстанцев и заспешил на помощь второму, который врезался в самую гущу врагов.
Я подумал, что пора и нам подключиться, иначе останемся без трофеев, и, спустившись с башни, скомандовал:
— Ала четырнадцатого легиона, по коням!
Выехали мы через ворота, которые охранял наш легион. Бой к тому времени сместился на запад. Повстанцы охватили германцев полукругом, пытаясь задавить массой. Первых было раза в два больше, вторые раза в два смелее и опытнее, так что пока потенциалы были примерно равны. Мы оказались на фланге и в тылу у повстанцев, чем и воспользовались. Я дал время турмам рассредоточиться, развернуться в лаву, после чего повел на врага.
В правой руке у меня пика. Показалось неприличным нападать сзади с длинным копьем. Оно для встречного боя. Бить в спину удобнее легкой пикой. Повстанцы из задних рядов, а там собрался по большей части молодняк, для которых бой был первым, все внимание сосредоточили на том, что происходит впереди, готовясь наконец-то сразиться. На стук копыт позади себя внимания не обращали. Наверное, были уверены, что это подходят подкрепления. Потом было уже поздно.
Я придержал коня, чтобы не налететь с разгона, не травмировать его. Вклинился между двумя вражескими всадниками, поразив пикой в спину сперва правого, а потом левого. Первый молча припал к шее коня, будто уснул, а второй громко и жалобно вскрикнул и обернулся. Безусый мальчишка лет пятнадцати, решивший стать героем, погиб до того, как убил кого-либо. Я протиснул коня вперед, уколол следующую пару сопляков. Рядом со мной так же успешно действовали мои подчиненные. Проблема была только в том, чтобы продвинуться вперед между сбившимися в плотную кучу повстанцами, задние из которых уже увидели, что их атакуют с тыла, и попытались развернуть лошадей, истерично крича, что на них напали, что их предали. Бойцы алы, наученные мной, добавляли паники, громко крича «Нас окружили! Спасайтесь!».
Я много раз видел, как большие и даже огромные армии ломались, начинали удирать при первом же ударе противника, уступавшего им по количеству, причем иногда в разы. Есть у меня версия, почему это происходит. В бою ты как бы сливаешься духовно со всеми своими соратниками. Вы образуете энергетическое поле, заряд или общий вектор которого образуется путем сложения. Ваше поле сталкивается с вражеским. Побеждает то, в котором больше воинов, заряженных на победу любой ценой. При этом их должно быть не только больше вражеских, но и своих, желающих спастись любой ценой. Иначе последние побегут и увлекут за собой первых, сработает стадный инстинкт. Вот и на этот раз удар моего небольшого отряда в тыл повстанцам сработал, как катализатор. Повстанцы, желающие уцелеть, перестали подчиняться воле желающих победить, побежали, увлекая за собой остальных. И бой превратился в избиение.