Кашлянув еще раз, рассказчик степенно приложился к небольшой чарочке с ягодным морсом.

– Собрались помещики, выставились на смотр – эх, силища!.. Без малого полсотни тысяч поместной конницы, да три тысячи кованой рати!!!

Княжич, ловящий не только слова, но даже оттенки интонаций в отцовском голосе, уловил что-то вроде мечтательного сожаления. Управлять подобным войском, направлять его на врага, вырывать в жаркой битве победу – что может быть слаще и достойнее для родовитого?

– На второй день смотра прямо с утра прискакали царские гонцы с вестью о большом набеге крымчаков на адыгов, да мольбе князя-валия Темрюка о помощи безотложной. Ну, только собрались мы в шатре у царевича, стали совет держать, как еще один гонец явился – с повелением великого государя спешно идти на выручку союзникам. Во главу войска царь поставил сына своего Иоанна, а в наипервейшие советники да подручники – меня, боярина Шереметева, князя Хворостинина и окольничего Адашева. Еще самолично начертал Роспись чинов войска, в коей и самому последнему воеводе место назначил…

Постепенно увлекшись, Иван Федорович поведал отпрыску кое-какие подробности победы при Ахуже, заставляющие задуматься над тем, такой ли уж внезапной и неподготовленной была эта победа. Нет, со стороны все так и смотрелось, если не знать, что еще за месяц до Большого смотра из окрестных городов и казенных хлебных амбаров к месту общего сбора были подвезены изрядные запасы овса для лошадей и съестного для всадников. На тех же возах доставили груды пустых бурдюков и бочки крепкого хлебного вина, кое, будучи добавлено в сырую воду, напрочь убивает в ней любую заразу. Как-то очень кстати оказались поверстаны на недолгую службу тульские шорники и кузнецы, отремонтировавшие в долг всем нуждающимся сбрую и оружие с доспехами; разосланы дальние дозоры в Дикое Поле; стала понятна своевременность появления семи тысяч служилых татар Касимовского уезда…

– Помнишь, я тебе сказывал, как мы с великим государем Полоцк на копье брали? Вот и в этот раз так же: по степи шли ровно ручейки малые, отдельными полками и отрядцами, а в условленном месте собрались воедино и переправились через Кубань. Попутно ногаев немного пощипали, а ежели в каком стойбище полоняников находили, то хозяев и вовсе – того!..

Старший из Мстиславских сделал характерный жест, словно перехватывал кому-то горло коротким клинком, после чего благочестиво перекрестился.

– Вечер и ночь на месте стояли, весточки от князя-валия Темрюка дожидаясь.

Прервавшись, Иван Федорович потер ладонью пострадавшее от стрелы бедро и глубоко задумался. Как передать сыну свое напряжение перед большой сечей, ведь тот в ней покамест ни единого разу не был? Ощущения множества грядущих смертей – не чужих (плевать на них!), а своих воинов?.. Полынную горечь от неизбежных потерь и кровавый привкус злобы, предательские мысли о возможном поражении и мертвенный холодок привычной готовности умереть, ибо мертвые сраму не имут и спросу с них никакого.