«Ах он гад летучий! — возмутился князь. — Это ж он Миньку под мою стрелу подставил. Ну спасибо тебе, волхв безымянный, удружил с подарочком!. Что же получается — пока этот Хугин всех друзей под мои опасности не подставит — не успокоится? Так, выходит?! Ну ничего себе! Если и все другие дары из той же серии, то нам они ни к чему».

Он вдруг вспомнил про перстень и принялся со злостью стаскивать его с пальца. Тот не снимался. Константин потянул сильнее и вдруг…

«Он меняет цвет, и чем сильнее яд, тем темнее будет камень». Князь даже вздрогнул, будто это прокричали ему в ухо.

Растолкав всех, он метнулся к Миньке. К тому времени отец Николай уже вытащил стрелу из тела. Недолго думая князь прижал ее наконечник к темно-красному камню своего перстня и с ужасом увидел, как тот чернеет. Потом цвет камня постепенно превратился в светло-синий.

— Фу-у, — с некоторым облегчением вздохнул Константин еще через несколько секунд, поняв, что больше камень свой цвет менять не станет. — А ну-ка, — отодвинул он усатого дружинника с чистой тряпицей в руке. — Потом перевяжешь. — И, опустившись на колени, припал губами к ране.

Отсасывал Константин кровь, поминутно сплевывая ее, довольно-таки долго. Наконец решил, что хватит. Он встал, заметив, как недоуменно смотрят на него люди, неловко вытер с губ остатки крови и пояснил:

— Стрела была отравленной. А теперь ладью! — рявкнул он что есть мочи. — Живо!

Не прошло и пятнадцати минут, как узкая небольшая ладья с хищно изогнутым резным носом не плыла — летела вниз по течению Хупты, а через час уже по Ранове. Десять пар гребцов выжимали из себя все, что могли.

— Как мыслишь, дотянем? — чуть ли не через каждые десять минут спрашивал Славка.

Губы его дрожали, а сам он был весь белый как полотно.

— Должны, — всякий раз терпеливо отвечал Константин. — Лишь бы Доброгнева была на месте.

До Рязани оставалось плыть еще верст двадцать, когда Константин ощутил странное беспокойство. Некоторое время он не мог осознать, в чем дело и что именно его так встревожило. Затем понял — это был запах дыма.

Костров поблизости никто вроде бы не разводил, да и не пахнут они так. Их дым всегда имел приятный аромат тепла, уюта, чего-то жилого и домашнего. Константину ли, как старому, еще по прошлой жизни, любителю походов, не знать, как пахнет костер. А в этом запахе не было мира и доброты. Скорее в нем присутствовала тревога и беда, горе и разорение. Так несет от больших пожарищ, едко отдающих запахом горелой человеческой плоти.

Заиграли желваки на скулах Юрко. Охотник казался невозмутимым, как и прежде, и только побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в весла, выдавали его внутреннее напряжение. Забеспокоились и отец Николай с Вячеславом, суетливо закрутили головами по сторонам гребцы, не понимая, что происходит.