Ратной силой Константин не помогал никому, если не считать двух дружин, направленных в столицу Византии, да и то не для войны, а для охраны императорской семьи, но странное дело — опасались его все. И не просто опасались, а — боялись. Хотя если вдуматься, то тут нет ничего странного. Пусть этот государь никого и не бьет, но кулак-то его виден всем, да какой увесистый.

Все шло успешно и внутри страны. Конечно, потери, понесенные в боях с монголами, явились тяжким ударом для Руси. Зато теперь люди могли спокойно рожать детей и растить хлеб. Любой смерд в глухом селище знал, что никто не придет на его землю с мечом и не оросит пашню его же собственной кровью. Одно это стоило дорогого.

А побоище? Да, царапинами это не назовешь — что уж тут. Но ведь на Руси как говорят: «Главное, что кости целы, а мясо — оно нарастет». К тому же вовсе без потерь жизнь не бывает. Что тут поделаешь.

Те, кто потерял кормильцев, тоже находили себе утешение. Мол, не мы одни такие. По всем беда прошлась, никого не минула. Вон и у государя нашего внук пал на поле брани, а какой молодой был — жить да жить. И… сын… тоже… погиб…

Но о Святозаре старались не вспоминать. Поди узнай, как разлетелась в народе весть о том, что он сдал крепость Яик и весело смеялся, когда монголы убивали ее защитников. Да так ли это уж важно — кто именно проболтался. Теперь-то поздно, а всем рты не заткнешь. А вспоминали редко потому, что… жалели государя. Ему-то каково такое слышать, бедолаге.

Сам Константин тоже старался не думать о нем. Но старания — одно, а в памяти нет-нет да и всплывало заветное имечко. И тогда в левой стороне груди появлялась боль, тупая и тянущая. Будто ампутировали у него что-то важное, а оно все равно болит, напоминая о себе.

А через несколько лет Святозар… напомнил о себе сам. Случилось это, когда государь в очередной раз, собрав всех младших внуков и правнуков, выехал отдохнуть в свою загородную резиденцию, чтобы, как он выразился, половить рыбки в Хупте.

В тот день рыбалка выдалась неудачная — клева практически не было. Константин уже вознамерился собрать удочки да потихоньку податься в свой терем, горделиво высившийся за каменными стенами Ряжска, но тут его внимание привлек спор одного из правнуков и какого-то босоногого деревенского мальчишки.

— Я — князь! — наскакивал маленький Константин Николаевич, или попросту Костя — какие там в шесть лет Николаевичи.

— Я тоже князь! — не сдавался босоногий.

— Какой ты князь? Мой дед ими… ипи… — Но, поняв, что выговорить это слово он не сможет, Костя махнул рукой и выпалил по-старому: — Почти царь он! Вот!