— Берегись, снай!.. — успел выговорить он, но тут же на спине его, под правым плечом, словно в замедленной съемке, вырос маленький алый «взрыв», обдавший лицо Александра чем-то горячим, и штаб-ротмистр, сломавшись в коленях, начал валиться навзничь…

* * *

Борис Лаврентьевич, объятый лютой ненавистью к этому странному бессребренику, так легко переломавшему всю его сытую, устроенную, казалось, на годы, жизнь, а теперь стремящемуся добить окончательно, жал и жал на спусковой крючок винтовки даже тогда, когда в магазине закончились патроны.

Не в силах вырвать ставшее бесполезной дубиной оружие из «светлейших» рук, князь Ольгинский просто-напросто сшиб Челкина на пол, прикрыв своим телом в тот самый момент, когда высокие окна зала разом вылетели, будто выбитые неукротимым шквалом, а противоположная стена превратилась в лунный пейзаж, исклеванная сотнями пуль, сорвавших картины, превративших в щепу драгоценные двери, заставив осыпаться хрустальным крошевом люстры…

— Что вы наделали?! — с трудом пересиливая мгновенно заполнивший помещение адский шум, в котором смешался грохот выстрелов и взрывов, визг пуль, рев танковых двигателей, прокричал он в ухо нелепо барахтающемуся под ним вельможе, выкручивая из обмякших рук винтовку. — Да они же сейчас пойдут на штурм!..

— Я убил его? — вопил в ответ обезумевший светлейший, тряся своего спасителя за отвороты пиджака. — Я убил его?!

— Пойдемте отсюда, — потащил ползком Челкина к выходу Владислав Григорьевич: он-то отлично видел, что после выстрелов Ьгжецкий не только остался невредим, но и отдавал какие-то приказы по выхваченной из кармана рации. — Здесь ваша жизнь в опасности…

Оттолкнув неузнаваемый труп в сером комбинезоне, лежащий поперек пути с развороченным в кровавое месиво лицом, они выбрались в коридор, и Бог, видимо, снизошел к ним в безмерном своем милосердии, потому что в ту же секунду в покинутом помещении оглушительно ухнуло, а из сорванных взрывной волной дверей лениво выползло огромное белесое облако.

— Вот видите? — кашляя и чихая заявил Ольгинский ошалевшему Челкину, с ног до головы покрытому пылью, словно мельник мукой. — Пора нам убираться отсюда. Игра окончена…

— Куда вы меня ведете?

Борис Лаврентьевич немного пришел в себя после легкой контузии только в цокольном этаже Малого Эрмитажа, когда ведомый, вернее, влекомый под руку шефом, охраны спускался по узкой лестнице еще ниже. Сюда канонада, кстати почти прекратившаяся, доносилась очень глухо.

— Что за тайны? — вместе со способностью слышать и говорить к вельможе вернулась его заносчивость. — Зачем вы ведете меня в подвал?