Между прочим, я предсказал не только день казни, но и еще кое-чего. Вначале мне удалось незаметно подкинуть копейку-новгородку в сапог стрельца. Спустя полчаса я невинным тоном попросил у него Христа ради на пропи­тание. Когда тот развел руками, я сокрушенно попрекнул его в том, что он зажал серебрецо, запрятав его за голени­ще, да только со мной у него это не пройдет, ибо мне дано «зрить человеков наскрозь». После того как стрелец, разу­вшись, действительно нашел в сапоге монетку, мною за­интересовались остальные, и можно было начинать про­рочествовать.

Напустить туману в слова, чтобы они трактовались двояко,— пара пустяков. Для этого надо произнести, об­разно говоря, известную фразу «казнить нельзя помило­вать», но без запятых, а уж тот, к кому она относится, пусть сам думает, где поставить знак препинания. Думаю, пример понятен.

Гораздо неприятнее было торчать на солнцепеке в дра­ном рубище да еще пытаться не обращать внимания на рой мух, которые так и вились вокруг меня, почуяв запах свежей крови, которой я старательно промазал обнажен­ную грудь в тех местах, где ее перекрещивали цепи. Все та же кровь, раздобытая на скотном ряду и смешанная попо­лам с грязью, надежно закрывала мои руки и босые ноги. Пригодились и изрядно отросшие волосы, которые я низко-низко опустил на самые глаза, надежно зафиксировав каким-то убоищем, по недоразумению именуемым голов­ным убором. Медный здоровенный крест, свисающий с тощей шеи, венчал мое живописное убранство.

— Во имя Отца и Сына и Святага Духа,— громко начал я свою «очистительную молитву», постепенно понижая голос и переходя на невнятное бормотание.

А как иначе, если я в этих молитвах ни в зуб ногой, тем более что здесь они произносились только на церков­нославянском, а это, доложу я вам, такая штука, которая существенно отличается от современного языка (только и общего, что упоминание Христа, если оно там присутст­вует, да еще финальное «аминь»), ну в точности как старый побитый «запорожец» от новенького «мерседеса». У них ведь тоже общее лишь одно — гордое название «иномарка». Вот и получается, что без бормотания никак. Заодно между невнятных «шурум-бурум» можно незамет­но сунуть и информацию — тоже не услышат.

— Как видишь, и впрямь сбылись все мои пророчест­ва,— с горечью заметил я.

—      А как же иначе? Ведь ты Вещун, как я только что слыхал.— И по краешку губ Висковатого неприметным облачком скользнула улыбка.

— А ныне мне веришь ли? — торопливо осведомился я.

— Верю. Ты и впрямь словно вещун. Иной раз мни­лось, может, мне тебя господь прислал, чтоб упредить. Яко ангела-хранителя во плоти. Токмо мы — люди греш­ные, все сами норовим опробовать. Авось и пронесет.