Это был Федор Басманов, чье подворье располагалось по соседству. Рубаха у воеводы висела клочьями, на лице багровел свежий рубец, с зажатой в руке сабли стекала черная кровь.

— Измена! — хрипло крикнул он. — Царя спасать надо! Ко мне на двор Голицын Степка со товарищи пожаловал, денег сулил! Еле вырвался, троих на месте положил!

У парадного крыльца было пусто — ни одного караульного.

— Где стрельцы?! — страшным голосом взревел Басманов.

— Побежали пожар тушить, — объяснил Ластик, взбегая по ступенькам. — Скорей!

На первом каменном этаже дворца стражи тоже не было. На втором, где полагалось стоять немцам, повсюду валялись храпящие солдаты. Несколько человек (должно быть, те самые кальвинисты, что не пьют вина) метались между спящими товарищами, не понимая, что происходит.

— Это Бона, поручик, их сонным зельем опоил! Неважно, после! Надо царя с царицей уводить!

Ластик кинулся по лестнице на третий этаж. Навстречу спускался Дмитрий — полуодетый, раздраженный.

— Басманов? Что за ерунда! Слуги прибежали, кричат «Горим!», а потом все попрятались куда-то. Неужто нельзя пожар без царя потушить? Эраська? А ты-то чего здесь?

Перебивая друг друга, воевода и Ластик стали втолковывать ему про заговор.

Царь смотрел не на них, а на своих поверженных телохранителей, на его ясном лбу пролегла резкая складка.

— Юрка, то есть великий государь! Буди Марину, бежать нужно! — схватил его за руку Ластик. — Уйдем через Боровицкие! К москвичам надо, они тебя не выдадут!

Стекла задрожали от топота сотен ног, снаружи стало светло, как днем.

Царь подбежал к окну, тихо сказал:

— Поздно…

По площади, обтекая дворец с двух сторон, бежала толпа вооруженных людей. Кровавые блики от факелов вспыхивали на шлемах и доспехах.

— Солдаты, кто может держать оружие — ко мне! — громовым голосом приказал Дмитрий.

К нему по лестнице взбежали четырнадцать человек — все, кто остался.

— Пищали заряжай!

Солдаты быстро разобрали с оружейной полки мушкеты, запалили фитили.