– Чего он хочет? Что он кричит? Идите, идите в камеры, и мы не будем сердиться, идите по местам… Найдите переводчика… Они же не смогут выйти, да? Там две двери еще заперты. Зачем он кричит?

Григорий усмехнулся. Как они не понимают, что человека нельзя лишать свободы? Да, им не удалось выйти дальше коридора – оглушенный охранник, пока открывали другие камеры, очухался и драпанул. Запер бронированную дверь снаружи. Но даже этого бунта было достаточно для знака. «Хозяева» бестолково суетились.

– Вы обманщики и трусы! Вы обещали работу, а сами нас, людей, как крыс в банку! Душегубы! Ну, стреляйте! Стреляйте, сволочи, ну! Лучше так, чем подопытной свинкой у вас! Я человек, слышите?! – Русский потрясал решетку. Его глаза метали молнии. – Освободите!

Молоденький щуплый солдатик вскинул винтовку, нервы у него не выдержали:

– А! Умри, мерзавец! Умрите все!

Только пуля заставила русского замолчать. Маленькие китайцы еще кричали некоторое время, а японец беспорядочно палил. Задел еще несколько человек, пока его не остановили: «Ты портишь ценный материал!» А он задергался, и по губам Ефремов прочел: «Правда не на нашей стороне». И тут же в голове голос: «Рисуй пентакль и беги! Беги!»

Безымянный напарник, убитый пулей в грудь, улыбался. По-человечески. Еще несколько китайцев истекали кровью, кто-то скорчился, кто-то раскинул руки. Кто-то сжал кулачки… Они сопротивлялись.

Остальные разбежались по камерам. «Быстрее!» – Снова голос Ли Сяо в голове. Ефремов макнул пальцы в чью-то кровь на полу и быстро начертил знак себе на лбу. Теперь в фас он невидим. На профили и тыл времени не хватило: рывком распахнулась дверь, и вбежали два десятка солдат в химзащите и противогазах. Дубинками они загоняли в камеры тех, кто высовывался, запирали их на засов. Ефремов побежал им навстречу – узкий обзор противогазных стекол увеличивал его шансы прорваться даже с частичной защитой. Один попытался оглянуться, но Ефремов вовремя среагировал ударом под дых.

Прошел первую дверь, вторую. А на самом выходе увидел – еще четверо, так же в химзащите и в противогазах, тащили широкий гибкий серебристый шланг. И тут из-за угла выбежала Ли Сяо в форме медсестры. Она не скрывалась, бросилась к Ефремову и повисла на нем. У него, как при их первой встрече, что-то начало трещать под кожей головы, но только сильнее во сто крат.

«Тебя нет, ты невидим, ты пуст, для всех ты – свой», – услышал он. Не смог сразу поставить заслон и подчинился.

Оказавшись за воротами Управления, в домике Ли Сяо, все, что Ефремов успел спросить, придя в себя, было: