Да, вспомнилось.

В тот памятный день они с Селифаном в контору фабричную пришли. Угрюмый малый раскатал перед ними чертеж воздушного шара, придавил его по углам, чтоб он не свернулся, гренадерскими гранатами — и сказал, не глядя на них:

— Вчера князь Николай Андреевич не успел на обеде вас проэкзаменовать — руки не дошли! Сегодня будет. Так что изучайте, готовьтесь! — И поглядел на них усмешливо: — Поняли аль нет?

— Я-я, — ответил тут же Селифан и залопотал, как положено иностранцу, мешая русские слова с немецкими, английскими и французскими: — Понял. Экзаменовать. Еес, Ес! Миль пардон. Зер гут. Изучать. — И прочую чушь иностранную понес, но в конце все-таки не удержался — малого этого на латыне, так сказать, употребил: — Гуд бай, уникум! — Очень его этот угрюмый «уникум» гранатами этими гренадерскими, старого артиллериста, разозлил. На его артиллерийский вкус он бы этот чертеж ядрами по углам придавил! Да ведь не скажешь это! Вот пришлось латынью обойтись.

— Ну-ну, — хмыкнул «уникум», — гуд бай. — И вышел из конторы.

За разглядыванием этого чертежа и застал их старый князь.

— Что, господа американцы, — спросил насмешливо он их по-английски, — шар мой изучаете?

— Изучаем, — неуверенно ответил Порфирий Петрович на ломанном английском.

— Ну и как, — взметнул брови князь, — изучили?

— Мудрено больно! — почесал свою несмышленую американскую репу артиллерийский капитан в отставке Тушин. Разумеется, слова были при этом произнесены им на скверном английском.

— А вот кучер твой Селифан, Порфирий Петрович, — расхохотался князь, перейдя на русский, — вижу, кое-что в моих шарах понял. Не так ли?

— Да, ваша светлость, — ответил Селифан — ответил, растерявшись, по-английски. И тут же заговорил по-русски: — Принцип Михайлы Ломоносова в сих шарах вы применили. Ежели где что убудет, то непременно где-то и прибавится!

— Верно, Селифан! А вот англичане, как и твой капитан, не поняли. Я им, дуракам, через своего секретаря Христофора Карловича, чертежи эти переслал. Они год их изучали — да все без толку! — И старый князь весело захохотал.

— Да как вы посмели, ваша светлость, тайну такую врагам нашим сообщить? — несказанно возмутился Порфирий Петрович. Его так предательство старого князя Ростова возмутило, что он напрочь забыл, что сам кем-то разоблачен, предан. — Или думали, что не поймут?

— Нет, думал, что поймут — и устрашатся!

— И чего же они должны устрашиться? Нас?

— Нет, себя они должны были устрашиться в первую очередь, а потом нас. Экие мы, мол, можем зверские орудия смерти выдумать?!