— Уже готовишься к той самой гражданской войне, которую нам напророчил жандарм?

— Жандармы, бывало, ловко угадывали на этот счет. Но в данном случае жандарм может помешать такого рода подготовке, и именно это обстоятельство, а не что-либо другое, ставит под вопрос целесообразность его дальнейшего функционирования.

— Ты — Цензор, — склонил голову Керст, — ни у кого не сыщешь такого чеканного обоснования для ликвидации.

— Еще надо обдумать, как добиться своего без похорон, потому что трупы привлекают излишнее внимание.

— Не сомневаюсь, что по этому поводу у тебя уже есть соображения.

— Смутные, предварительные наметки. Они еще нуждаются в длительном доведении до блеска, присущего всем моим деяниям, и тогда, — штоб я сдох! — ты будешь первым, кто узнает подробности… Кстати, — маневр ты провел довольно-таки изящно, но не думай, что тебе удалось отвести мне глаза. Я слишком хорошо тебя знаю.

— Ты о чем? — Невинно заморгал светлыми ресницами Керст. — Какой маневр?

— Когда ты так и не удосужился ответить, чем товарищ Гаряев не устраивает именно тебя. Ты чрезвычайно ловко, — по крайней мере, так тебе показалось, — ответил вопросом на вопрос.

— Наши мнения в основном совпадают, так что я вполне доволен твоим ответом на твой собственный вопрос.

— Я хочу слышать твою формулировку.

— В общем…

— Я хочу услышать "в частности". И не утомляй меня своей силлогистикой, потому что в противном случае я спрошу тебя по-настоящему прямо. Прямо сейчас. Хочешь? — И, поскольку собеседник не сказал ничего, продолжил. — Хорошо… Какие именно из твоих собственных шкурных интересов может задеть лихорадочная активность нашего неутомимого друга? Как именно она угрожает устраивающему именно тебя статус кво? И в чем, кстати, это самое статус кво состоит?

— Так ведь довольно объемисто получится…

— Считай, что ты вслух обсуждаешь со мной докладную записку на мое имя.

— Нет, ты что, сам не понимаешь…

— Не понимаю. Поэтому ты уж, будь любезен, самыми простыми словами.

— Мне не нравится, что он потерял всякое чувство реальности. Он ведет себя так, как будто мы, — мы с тобой, уважаемый! — по-прежнему являемся наемными служащими родимого социалистического государства.

— Ну, в какой-то мере…

— Возьмем самый простой пример: наши с тобой дачи считаются служебными. Вроде как дали — так и забрать могут. Это после всего того, что я в нее вложил?!! Чего там казенного? Фактически? Государственные средства вложены? Так это мы их, средства эти, и обеспечиваем… сам знаешь — насколько. Я там в каждую мелочь душу вложил, там — детей зачал, это дом мой, — а считается, с какого-то хрена, что не мой он вовсе, и могут меня, раба божьего, попросить оттуда… Вот ты скажи, — ты часто думаешь о деньгах?