— Да они тебя завалят той рудой. Справных крестьян, желающих трудиться на себя, у нас хватает.

— И хорошо, коли так. Не беда, какой-никакой жирок у меня имеется. А случись не управлюсь, и батя подсобит. Зато крестьянин, выйдя из кабалы, станет трудиться на себя. А при таком деле он уж будет выкладываться изо всех сил. А чью землю-то будет обрабатывать? Барскую. А значит, с земли той оброк хозяину. И чем усерднее крестьянин, тем больше оброк.

— А там снова кабала, — возразил Пятницкий.

— Правильно. Вот и думаю я, не пора ли нам упорядочить как-нибудь оброк-то.

— Сдурел?

— Нет. Непосильные оброки нас только назад тянут. А так, когда за крестьянином также будет закон, все станет иначе.

— А там и вечевое право им дать?

— Так говорили с тобой о том, Ефим Ильич.

— Говорить-то говорили, да только все одно крестьяне опять в кабалу угодят. У них же ничегошеньки своего нет, ни лошади, ни инвентаря. А какое кабальному вечевое право?

— Во-от. А я им все потребное дам.

— Как?

— В долг.

— То есть как это?

— А вот так. Создам Псковский банк и буду кредитовать крестьян инвентарем разным да скотиной. У меня уж и заводик под это дело строится. На денежную выгоду тут, конечно, рассчитывать особо не приходится, но польза будет несомненной.

— Чего ты создашь?

— А, не обращай внимания, Ефим Ильич, я тебе потом все обстоятельно с записями и расчетами поясню.

— Вот же черт тебя побери! Прости, Господи, душу мою грешную. — Чертыхнувшись и тут же осеняя себя крестом, боярин отошел на обочину, чтобы обтереть о траву сапоги. — Так, все, я далее на карете поеду. Ты как, со мной?

— Пройтись хочу.

— Зябко, — усомнился Пятницкий.

— Ничего. Зато пока гуляешь, думается хорошо.