— Чего?

— Мы все оступаемся. И все готовы дорого платить за то, чтобы наши проступки забылись. Простились.

Сжал губы. Глаза пристально смотрели на дорогу. Перед пунктом милиции пришлось сбросить скорость, переползти через два лежачих полицейских. Потом Константин Павлович снова дёрнул рычагом, и машина дёрнулась.

— Я много начудил, признаюсь, — сказал я, глядя в окно. — Набросился на Гришу… Вчера я был у него, извинился. Он не в обиде. Ещё я гулял с вашей дочерью допоздна. Да, она была со мной тогда. Мы ходили на берег, смотрели на реку. Это было так… красиво… как сама жизнь. И мы забыли о времени. Я виноват, должен был быть внимательнее. Из-за меня у Кати были неприятности в школе. Я решил и это. Тот парень, который её оскорбил, извинился. Прилюдно. Больше ей ничего не грозит. Я стараюсь, понимаете? Стараюсь! Изо всех своих жалких сил. Да, был ещё косяк с заводом. Я не знаю, как с этим быть. Упал, но поднялся. Я не испортился, не стал другим. Это всё ещё я, и я всё ещё жив. Как и вы. После всего, что сделали. Не нужно ставить эту неуклюжую заплатку на свою жизнь. Вы ничего не решите, если Катя будет жить там. Это не станет для вас стоп-сигналом. Она просто узнает однажды, и это её убьёт. Сломаете её жизнь, свою, своей жены и её сестры — разом. И мою. Хотя это-то вас, полагаю, заботит в наименьшей степени.

— Ты в кого такой умный, а? — проворчал Константин Павлович, всё ещё чувствуя себя, как рыба на крючке.

— Я не умный, Константин Павлович. Я тупой. Но очень старательный. И я прошу у вас руки вашей дочери.

Он дёрнулся, нога вдавила газ, двигатель взвыл.

— Осторожнее, пожалуйста, — сказал я. — Мы не должны умирать сегодня. Река хочет иначе.

— Какой руки? Ты что несёшь?

— Ну… Той руки, за которую я смогу взять её и повести за собой. Это недалеко. Мы живём в маленьком посёлке. Здесь всё рядом. Со мной она будет в безопасности. Со мной она будет улыбаться по-настоящему.

Он смотрел на меня так долго, что я уж забеспокоился, не косплеит ли он второй «Форсаж». Но перед поворотом он всё-таки отвернулся.

— Я люблю её, — сказал я.

Вздрогнул.

— И она меня любит. Так вот просто и глупо. Как в книжке. Только это — по-настоящему.

В бор въехали с левой стороны, миновали аптеку.

— Куда вы? — спросил я.

— Ты же там живёшь.

— А вы — тут.

Снова недолгая игра в гляделки. Задняя передача.

— Если хоть слово…