Он выбрал штурм и возглавил его сам. Вечером, с вершины на белом коне Тилли поскакал вниз по склону. Тысячи всадников и пехотинцев шли вслед за ним.

Последовавшая борьба, несмотря на краткость была непростой. Густав повел свою конницу во встречную атаку и шведская пехота во многих местах линии столкнулась лоб в лоб со своими баварскими коллегами. Если бы бой ограничился только этими силами, Тилли мог бы и выиграть. Но не тут-то было. Со всех своих позиций на противоположном берегу орудия Торстенссона вели огонь на поражение. Находившиеся на открытом месте люди Тилли подверглись мгновенному уничтожению.

— Чертовы шведские пушки! — снова прорычал Тилли. И предался горькому самобичеванию. — Мне следовало прислушаться к Валленштейну.

Это было последней мыслью старого генерала. Одно из пушечных ядер Торстенссона раздробило оба его бедра. Отважный боевой конь генерала пошатнулся под ударом, но устоял. Медленно, потеряв сознание от шока, Тилли соскользнул из седла. В последующие годы, люди которые видели это, говорили, что это было как падение крупного дерева. Большой корявый дуб, наконец, нашел свою гибель

* * *

Когда люди Тилли отнесли его в тыл, Олдрингер взял командование на себя. Но и сам Олдрингер упал через несколько минут, раненый в голову. К этому моменту войска имперцев потеряли уже четыре тысячи человек, и люди пали духом. К вечеру, пользуясь темнотой, они отступили обратно в свой укрепленный лагерь у Дуная. На следующий день под командой самого электора армия Тилли отступила в Ингольштадт. С Максимилиана Баварского было достаточно Густава II Адольфа.

— Пусть Валленштейн попытается с ним справиться, — прорычал он. — Пусть чешский ублюдок имеет дело со шведским ублюдком.

* * *

Когда Густав узнал о Тилли, он послал своего личного хирурга во вражеский лагерь.

— Сделайте для старика все, что сможете, — приказал он.

— Если и смогу, то немного, — проворчал хирург, — судя по описанию раны.

Но повиновался.

Торстенссон был не совсем доволен.

— Пусть палач Магдебурга истечет кровью до смерти, — прорычал он. Злобные выражения лиц других шведских офицеров, окружавших Густава, явно выражали согласие с артиллеристом.

Король просто сказал в ответ: