Я буркнул в ответ что-то отрицательное и снова уткнулся в окно. Мысли о предстоящем просмотре и обсуждении меня никак не оставляли в покое. «Сто процентов, эти черти заранее накрутят Сталина. Короче, смотреть он будет уже хорошо заряженный».

Автомобиль тем временем стал снижать скорость. В переднее стекло было видно большое яркое пятно, которое, словно пузырь, захватывало невысокую будку обходчика с клубящимся над ней дымком, стоявшего его самого и еще неровный круг железнодорожных путей примерно в два десятка метров в диаметре. «Немного осталось ехать… Вон и обходчик тусуется. Трясется, поди, думает, что сам Хозяин едет. А что, “Паккард” приметный, Большой Босс на нем каждый день до дачи мотается».

Когда мы подъехали еще ближе, то мне удалось рассмотреть фигуру обходчика. Он, одетый в форменную тужурку с большим количеством пуговиц и теплую зимнюю шапку, действительно тянулся перед ними. Казалось, еще немного – и он по стойке смирно встанет.

Мы уже почти поравнялись с ним, автомобиль еще больше сбросил скорость. «Этот дядька, похоже, сейчас и честь отдаст… Ха-ха… Точно, руку поднимает. Стоп! Чего это он? Мать вашу…»

Не веря своим глазам, я увидел, как из поднятой руки обходчика, невысокого, чуть скособоченного мужичка, выглядывает какая-то странная толстая трубка, которой у него просто не должно было быть. При этом на лице его вдруг застывает какое-то отчаянное выражение.

– Ой! – повернувшийся ко мне что-то сказать «батя» вдруг рванул с переднего сидения назад, одновременно крича во все горло. – Газу! Газу, мать твою!

Тут же спереди и сзади нас начали колотить пулеметы, превращая в решето и грузовик охраны, и передовую машину сопровождения. Патроны винтовочного калибра с детского расстояния в полсотни метров прошивали на раз тонкий металл машин, поражая сидевших внутри и корежа внутренности двигателя.

– Гони! – шофер уже вжал педаль в пол, и заревевший диким зверем тяжелый «Паккард» едва не прыгнул вперед, как фальшивый обходчик открыл стрельбу. – Димка!

Последнее, что я увидел перед выстрелом этого выкидыша гранатомета и прыжка на меня «бати», было яркой вспышкой сгорающих пороховых газов. Почти сразу по машине нечто ударило с чудовищной силой, бросая ее на несколько метров в сторону и вырывая из нее целый кусок металлической поверхности.

– …ка! Димка! Ты слышишь меня?! – из забытья меня вытащил хриплый голос Михайловского. – Да очнись ты, черт тебя дери! Димка! Очнись, миленький! – и в голосе слышалось столько боли и безысходности, что я попытался собраться. – Ну вот, миленький… Давай, давай.