– Лучше бы на Галерную. Туда наши побежали.

– Вы идите тогда. А мне надо к реке.

– Упрямая ты. Ну ладно, давай ближе подойдём, посмотрим.

Пробираясь между убитыми и ранеными, по пятнам крови, залившим белый снег, они, то и дело пригибаясь и приседая, чтобы их не задели, подобрались к реке.

– Вон, видите, они там, – Алиса всхлипнула, увидев построившуюся на льду колонну. – Они погибнут.

– Это, верно, Бестужев их строит. Михаил Бестужев, – пояснил он Алисе. Они собираются по льду идти в атаку на Петропавловку. А если займут её, то восстание сызнова начнётся.

– Николаша там, – сказала она вслух, но Голицын не услышал.

– Может, у Каховского получилось? Слышишь, вроде как перестали стрелять. Может, всё ещё и будет хорошо. Может…

Договорить Голицын не успел. Завизжало ядро и плюхнулось прямо на лёд. Стоявшая на набережной баба в шубе взвизгнула от ужаса и, присев на корточки, начала креститься.

– Пригнись, – Голицын заставил Алису тоже сесть на корточки.

Прямо над их головами летели ядра, разбивая лёд.

Даже отсюда были слышны крики: «Тонем!» В огромной полынье барахтались люди, остальные кинулись к противоположному берегу к Академии Художеств.

Всё кончено. Алиса чувствовала, как хлынули слёзы. Ей стало невыносимо жарко, она сняла шапку, расстегнула пальто и увидела пятна крови на платье. Видимо, начинался жар. Невыносимо хотелось пить.

– Да что ты делаешь! – Голицын вновь надел на неё шапку. – Ох, да ты ранена. Но, может, несерьёзно, раз ещё держишься. Давай-ка убираться отсюда. Не будет никакой революции. Зверь победил.

– Голицын, – Алиса опять забыла его имя. – Надо пойти на лёд и помогать раненым. – Голицын, пожалуйста, – Алиса опять сняла мешавшую шапку и надела ему на голову. – Мы можем спасти кого-нибудь.

Я должна спасти Николашу.

– Да ты еле на ногах держишься, голубушка.

– Я смогу, пожалуйста. Помогите мне. Если вы не пойдёте, я одна пойду. Вы не знаете, потом эти полыньи разобьют и туда скинут ещё раненых. А к утру здесь, – Алиса показала на площадь, – здесь будет чисто. Зверь прикажет смыть даже кровь.

Голицын побледнел, даже губы задрожали.

– Да ты провидица что ли, матушка? Всё как скажешь, так и сбывается.