— Всё верно. Но модели показывают интересное свойство потоков: они могут разделяться и сливаться вновь. Небольшое изменение, совершенное сущностью, не принадлежащей к изменяемому потоку, порождает разделение. Вернее, мы так это называем. Опуская высокоумные математические рассуждения, скажу так:
— Простите, но как же так? — не выдержал Петя Ниткин. — Взять хотя бы наш «поток», как вы говорите — в нём Пушкин жив!.. чему же тут на что накладываться?..
— Ваш случай, дорогой Петя, совсем иной. Наш посланец явился в вашем «настоящем», а не в «прошлом». Вам же предстоит оказаться именно в уже случившемся прошлом. Нашем прошлом. Ваши действия породят вторую версию реальности. Находясь внутри неё, вы ничего не сможете заметить, для вас это будет неотличимо от… от того, что увидели бы мы. Но…
— Нет, не понимаю, — вздохнула Ирина Ивановна. — Представьте, мы… мы кого-то убили в вашем прошлом, убили, защищаясь. То есть в одной «струе» он жив, в другой — «мёртв». Как это может «наложиться»?!
— Для этого мне пришлось бы прочитать вам целую лекцию о квантовой физике и принципе неопределенности вкупе с котом Шредингера, — вздохнул Николай Михайлович. — Поэтому просто примите как данность, что в слившемся обратно потоке реализуется одно из двух состояний вашего гипотетического покойника — он будет либо жив, либо мёртв. Если он будет жив, то ничего не изменится. А если будет мёртв, то начнут меняться и события, с ним связанные. Но это возможно только если в нашем временном потоке возьмётся дополнительная энергия — ваша.
— Энергия?
— Душа, Константин Сергеевич. Душа, которой распоряжением Всевышнего должно было пребывать в ином континууме, в ином временном потоке. Есть теория, что все изменения такого рода должны «сгладиться» и наша версия реальности всё равно сделается такой же, как она и есть… но наши вычисления говорят, что это может быть не так.
— Вы… вы доказали это? — вздрогнула Ирина Ивановна, и Феде тоже сделалось не по себе. — Вы
— Нет, конечно, — Николай Михайлович с силой потёр глаза. — Бытие Божие недоказуемо. Я лишь констатирую, что только «душой» можно назвать то, что позволяло уравновесить наши вычисления. Но речь не об этом! А о том —