Наружу изнутри.

Там сходит дерево с ума,

Не знаю почему.

Там сходит дерево с ума,

А что с ним — не пойму[6].

Читала Вера хорошо. Даже очень. Вот только щёки у неё как-то странно разрумянились, и едва ли от мороза.

— Н-необычные стихи какие, — с удивлением сказала мама.

— Я же говорила, что вам не понравится, — буркнула Вера. — Я пойду к себе, можно?

— Ступай, — сказал папа. — Только учти, больше никаких внезапных поэтических вечеров, понятно?

— Bien sûr papa!..

— То-то же, что «конечно, папа»!..

Вера скрылась, а Федор Солонов невидящим взглядом уставился в страницы «Кракена» — подарок Ильи Андреевича он так и не мог осилить. Приключения в настоящей жизни оказались куда интереснее и завлекательнее выдуманных.

В стихах он ничего не смыслил, конечно; хотя старшим кадетам и требовалось умение сложить строфу-другую в альбом какой-нибудь хорошенькой гимназистке (та же Вера привезла из Елисаветинска пухлую книжищу, всю исписанную виршами незадачливых поклонников; Федя как-то попытался это читать, очень быстро не выдержал, дав зарок никогда в жизни не открывать ничего рифмованного) — но про это Федор Солонов, само собой, сейчас не думал.

Но стихи были и впрямь какие-то странные. Надо б с Ниткиным посоветоваться, он всё знает, про поэтов наверняка тоже…

Хорошо на Святках!.. В корпусе, конечно, интересно, но дома-то всё-таки лучше. Крещение приближалось; несколько дней в семье Солоновых всё шло по заведённому обычаю, а потом сестрица Вера, потупив глазки и сложив руки, осведомилась у почтенных родителей, не будет ли ей позволено посетить поэтические чтения, устраиваемые в Петербурге, в Публичной библиотеке. Билет ей доставила всё та же Катерина Метельская, — сестра даже продемонстрировала желтоватый кусочек картона.