На борту двое наших друзей повстречали женевского сапожника, мексиканского торговца, еврея из Фессалоник, гаитянского изготовителя табака и принцессу Чолулы[279], странствовавшую со своим ягуаром.

Все они расхваливали им красоты заморских краев, бескрайние просторы, щедрую природу, несметные богатства и возможность поймать удачу за хвост, если только ты отправился в путь, не имея крамольных планов.

И вот однажды утром на горизонте показались очертания Баракоа, кубинской столицы и перекрестка дорог, ведущих из двух миров. Это был город дворцов, пальм и терракотовых хижин, где собаки переговаривались с попугаями, а богатые торговцы продавали рабов и поили всех вином, где улицы наполнял аромат незнакомых фруктов, а обнаженная знать таино скакала верхом на чистокровных чилийских лошадях, и единственным их убранством были колье из красного жемчуга в восемнадцать рядов и браслеты из крокодильей кожи; даже нищие напоминали там поверженных античных царей с медными и золотыми масками и зеркалами на головах, а лавки изобиловали товарами, и вечерами ящерицы с гребнями опасливо выползали на улицы в поисках ящиков, которые можно опустошить. Говорили там на любых языках, любых женщин любили и молились любым богам.

Ослепленный таким ливнем красок, грек, чьи нервы не выдержали этого вавилонского бурления, стал смеяться как безумный.

Воздев глаза к нему и позабыв о неопределенности грядущего, Сервантес восхищенно следил за красноголовыми грифами-урубу, которые кружили над ним, и вообразил, что все, кого он видит вокруг, — призраки этого заколдованного острова и сам он, вне всякого сомнения, тоже призрак.