– Моим хозяевам нужна ваша помощь, – произнёс робот.

– Нас просят устроить массовый тайвинг, – пояснил Гуц. – Отправить в прошлое нескольких фантомов, чтобы они нашли русского ходока. Тогда явится этот робот и определит, когда реально жил ходок. Он это умеет.

Подумав, Гуц обратился к роботу:

– Кстати, как ты это делаешь?

– Наблюдая двух фантомов сразу, я определяю их координаты в темпоральном колодце. Зная также место и время отправки одного из них, могу вычислить координаты отправки из будущего и второго. Это легко. Но мне трудно найти самого ходока, потому что мой внешний вид пугает людей. Все разбегаются.

– А как же эти голографические тайверы будут искать в прошлом нас? – озабоченно спросил доктора Гуца. Ответил ему о. Мелехций, уже понявший, что к чему:

– Мы оставляем о своих тайвингах подробные отчёты, – негромко сказал он. – Люди будущего получают их.

– Yes it is, – подтвердил робот.

Москва, сентябрь 1938 – декабрь 1939 года

Москва, сентябрь 1938 – декабрь 1939 года

Лавр и Мими сидели на кухне, ели мороженое и говорили о Турции. Они имели разные знания об этой стране, и Лавру было интересно.

В дальнем прошлом у него часто возникала проблема: куда уйти из Москвы. Ведь не всегда было полезным оставаться в столице, особенно если он оказывался там и тогда, где мог встретить сам себя. И он уходил в странствия.

Были места, куда Лавр стремился попасть – в зависимости, разумеется, от эпохи. Благословенный Восток!.. Но не когда Персия отбивалась от арабов или турок, или вела набор в армию, чтобы окружающие народы отбивались от неё самой.

Он обожал Самарканд и Бухару, но лишь в те века, когда к северу от этих городов плескалось громадное пресное Сибирское море, поддерживая приятный климат.

Однако были регионы, в которые он, побывав два-три раза, опасался ходить.

Средневековая Западная Европа напугала его с первого же раза. Ему тогда удалось морем добраться до балтийского побережья. Искал в Дании, где поселиться. И угодил на праздник Kattenstut[111]: горожане развлекались, бросая кошек с колоколен на булыжную мостовую, а затем сжигая их. Он в ту ходку прожил недолго (подвело незнание местных диалектов), но это событие запомнил. Дальнейший опыт жизни в Европе неизменно подтверждал, что европейцы максимально жестоки и к людям, и к кошкам.

В общем, Лавр потерял к Европе интерес, хоть и живал там время от времени.

Ещё больше Лавр не любил Турцию. Здесь людей уничтожали без счёта. Столицу «украшали» колонны, живописно увешанные отрубленными головами; в городах рангом ниже обходились просто рядами кольев. А казнили за что угодно.