– Лена!

Да, кажется, я немножко растеклась мыслию по древу. Когда столько всего разом происходит, то внимание начинает сбоить.

– Божией милостью Мы, Николай, Император и Самодержец Всероссийский, от лица и по полномочию Православного Блока стран Священного Союза, сообщаем о Нашем намеренье, буде на то волеизъявление Америки, признать короля Иоанна Нашим братом, а также ходатайствовать перед купным собранием о приеме новой монархии в экономическое пространство Священного Союза.

Молчание. Взволнованное шевеленье толпы газетчиков и работников вещания. Вроде бы сказано все. Но что-то еще произойдет, сейчас, они подготовили что-то еще. Я всеми нервами чувствую: что-то еще будет.

Они не добавили к сказанному ни полслова. Выставив на стол руки, каждый по одной, по той, что с чётками, руке, они сцепили их в пожатии.

Камера тут же перескочила на крупный, очень крупный план. Мужская рука и рука детская, накрепко соединившиеся, два покачивающихся рядом крестика – шерстяной и деревянный.

– Лена! Лена… Все же хорошо…

Панель, оказывается, давно уже померкла. Роман, против своих обыкновений обнявший меня за плечи, протянул мне носовой платок, явно свой, мужской, помеченный белым по белому коронкой, фрагментами крепостной стены и орлиными головами.

– Ну что же ты так плачешь?

– Не знаю… Этим рукопожатием они меня прямо в душу ударили. Сладко, но больно. Попали по талямусу, сказала бы Наташа.

– Надеюсь, не одной тебе. То, ради чего стоит жить и умирать, должно быть очень красивым. – Роман сделался вдруг странно серьезен. – Когда из жизни уходит красота, жизнь теряет смысл.

– Ты об этом знал? О руках?

– Нет. Уверен, что это пришло в голову Нику, возможно, что даже незадолго до выступления. Молодец! К вечеру этот крупный план откроет все вечерние газеты мира. А уж утром… Я полагаю, Лена, ты уже можешь идти умыться, по чести доложу, это не помешает, и переодеться. Тебе в самом деле хорошо бы повидаться с Валерией Павловной. Обсудим все по дороге. Поговорить, благо, есть о чем.

Глава XXXVII Непростое объяснение

Глава XXXVII Непростое объяснение

– Строго говоря, это был немножко шантаж. Нет?

Желтый кленовый листочек стукнул в лобовое стекло. Осенний Калужский тракт разбрасывал свое первое золото, словно пытался одарить всех горожан. У него, у тракта, золота еще немало, в Нескучном-то саду.

– Я бы сказал, что скорее прикуп. Тебя не потревожит, если я утоплю стекло? Свежего воздуха очень хочется.

– Нисколько не потревожит, тепло же. И ветер теплый. Но элементы шантажа я тоже вижу. Доселе считала, что словосочетание «благородный шантаж» может быть единственно оксюмороном. И вот нате, оно и есть.