– Так я ведь об этом и говорю тебе! Их алчность не знает пределов!

– А я тебе – о том, что сами законы вынуждают их к этому. Земледелие – самый малоприбыльный вид деятельности, и никто из любящих деньги не вкладывал бы их в него, если бы не порицалось их вложение во что-то подоходнее – в ту же торговлю, в то же крупное ремесленное производство ценных и нужных всем товаров…

– Как это делают богатые афиняне?

– Почему бы и нет? Напрасно вы презираете их за это – они нашли богатству применение, не подрывающее основ их государства. Большая мастерская с рационально организованным производством занимает меньше земли, чем крестьянский надел, а доходов даёт во много раз больше, и её владельцу не нужно округлять свои владения за счёт земли соседей. И его соседи-земледельцы продолжают владеть своей землёй, как владели ей и их предки, ни в чём им не утесняемые.

– Но при этом ты говоришь, что ту же самую ошибку, которой ты считаешь наши законы, делает и Рим?

– Да, даже ещё худшую. У вашего спартиата, пока он на войне, землю всё равно обрабатывают живущие на ней илоты, а землю римского крестьянина, пока он служит в легионе, без него обрабатывать некому, и она приходит в запустение. И даже в случае его гибели или тяжёлого увечья никто не даст его семье государственного раба, который бы хоть как-то обрабатывал его землю вместо него. Поэтому, думаю, римские крестьяне разорятся гораздо быстрее, чем разорялись ваши спартиаты, а скупить их заброшенные земли в Риме давно уже есть кому.

– И этому никто не препятствует?

– А кто будет препятствовать? Те, кто заседает в сенате, сами же и скупают.

– И в этом, ты считаешь, виноваты римские законы, а не их алчность?

– А что же ещё? Ты думаешь, я менее алчен, чем они? Но я живу не в Риме и я не сенатор, и как вольноотпущеннику мне никогда в римский сенат не попасть. А будь я свободнорожденным римлянином, живи в Риме и владей землёй – ну и имей, допустим, кругленькую сумму в звонких римских денариях – мог бы, отслужив положенное число военных кампаний, избраться квестором, и уже одно это – по истечении годичного срока исполнения должности – сделало бы меня сенатором. Второсортным заднескамеечником, конечно, ни на что реально не влияющим, но – всё-таки уже сенатором. А сенатору по римским законам не просто неприлично, а даже прямо запрещено иметь доходы помимо традиционных земледельческих доходов от своей земли, и чтобы увеличить их, он должен увеличить сами свои земельные владения. Так как же он при этом будет препятствовать своему же собственному обогащению? Вот это и сгубит Республику, как сгубило Спарту.