Чего в той Устинье такого? Что в ней царевич углядел, чего в ее дочке нет? Та небось и бела, и румяна, и… и вообще! Лучше она!
И сама Татьяна…
Хотя тут ей лишь зубами скрипеть оставалось. Боярыня Евдокия хоть и старше возрастом, а выглядела куда как лучше. Пышная, статная, настоящая женщина, хоть спереди, хоть сзади поглядеть приятно. И обнять, и погладить.
Самой Татьяне приходилось и юбки нижние пододевать, и в рубаху кое-что подкладывать. И все одно – муж ворчал, что тоща, как высохший мосол. А он-де не собака, костей не грызет.
А что Таньке делать, когда она всю жизнь такая? Ни сзади, ни спереди… дрожжи хлебные не помогали, заговоры не действовали. В юности тоща была, в старости костлява стала.
– Проходите, гостьи дорогие, мне из лавки винца принесли дорогого, франконского, сладенького. Можно себя побаловать [49].
– Благодарствую. – Евдокия лебедью проплыла, Татьяна наново зубами скрипнула, на Устинью поглядела.
– И ты проходи, боярышня. Сейчас моя Машенька спустится, найдется вам о чем поговорить.
– Надеюсь на то, боярыня. Сестрами нам быть с ней, когда сговор состоится.
Боярыня кивнула.
А и то неплохо.
Сейчас Устинья так говорит, надобно, чтобы потом слова свои не позабыла. Да, ходили по столице сплетни, не удержишь. И что приглашали Заболоцкого к государю, и что царевич с Устиньей Алексеевной вроде как виделся. К отцу ее зачем-то приезжал…
Точно никто не знал, ну так сами сплетники чего захотят, додумают.
Устя потихоньку оглядывалась.
В той, прошлой жизни никто ее сюда не приглашал. Да и к чему?
Сидит девица, шелками шьет, вот и пусть сидит себе. И хватит с нее.
А сейчас шла, думала, что глупа боярыня Татьяна. Понятно, мода всегда есть, на франконское, на лембергское, на джерманское… Только моду сочетать надобно. Глупо ж!
Стена лебедями расписана, а на ней картина из Франконии. Баба на кушетке лежит, кавалер ей руку целует. Оба так изогнулись, словно и костей у них нет. Живому человеку так и не сподобиться-то!
Печь росская, изразцовая, а рядом с ней столик туалетный, перламутром отделанный. И уместен он тут, как седло на коровушке.
На столе набор столовый, джерманский, дорогущий, да боярыня половину не знает куда приткнуть. Вот эти щипчики для торта, а она их в орехи колотые положила. Устинья ей про то не скажет, пусть ее. А только вещи мало покупать. Надобно вкус иметь и понимание.