– Рисковал ведь, Феденька мог бы и ее выбрать?

– Ничем не рисковал. Феденьке хоть ты роту красавиц построй, ему никто, кроме Заболоцкой, не надобен.

Любава глазами зло сверкнула, но про Устинью говорить не стала. Не до того.

– И все это?

– А сегодня их вместе видели. Государь ее в покои проводил, а она хихикала дура дурой…

– Борису и не ум надобен, судя по Маринке. – Это уж было поклепом злобным, но Платон промолчал. – А ро2дить она ему может, и не одного. Гадина!

– И на Марину похожа.

Любава кивнула задумчиво.

– Я поговорю еще, но кажется мне, прав ты, братец. Положил Борька на нее глаз.

– Что делать будешь?

– Я?

– Со мной-то Петрушку не играй, – махнул рукой Платон. – Какая тебе помощь надобна, сестрица?

Любава задумчиво прядь волос перебрала тонкими пальцами. Уже скорее костлявыми… Неприятно выглядело, а отвернуться и нельзя, обидится.

– Не знаю покамест, Платоша, не складывается у меня правильно. Сколько смотрю, а все не так, не то… не знаю!

Платон шаг назад сделал. И то, сказал он все, что надобно, уходить пора.

– Понимаю, Любавушка. Не тороплю я тебя, сама знаешь. Как сложится, так и ладно будет.

– Иди, Платоша, подумать дай. А уж я сложить все постараюсь.

Платон Раенский кивнул, поклонился почтительно, да и прочь пошел.

То-то и оно.

Сделать – можно.