– Не это. Боря, во мне кровь волховская есть. А в Утятьевых? Ничего такого не замечено было?

Царь как стоял, так рот и открыл.

– Утятьевы? Нет, не замечал. А ты сама не почуешь?

– Когда б в Анфисе или ком из ее родных кровь проснулась – то дело другое, я бы почуяла. А пока кровь молчит, ничем она от обычного человека отличаться не будет. Может красивее быть, болезнь ее стороной обойдет, удачи чуточку больше будет – где ж такое увидеть?

– Красота – да. Ну так у нас красивых баб хватает, чай, не Джерман какой, там-то ежели баба краше лошади, так сразу и ведьма. Везение? Не знаю.

– А давно ли за уток титулами да поместьями жаловали?

– За уток – не обязательно, да случай – он разный бывает. К примеру, государь к жене тогдашнего Утятьева похаживал. Али к дочери его? Может быть?

– Может. А все же я б проверила.

– А как?

– В рощу бы нам съездить, к Добряне. Она из Беркутовых, они всегда Живе служили, себя не жалея. Может, она чего и знает?

– Сегодня не получится. Постараюсь на днях это устроить, мы пешком не дойдем, кони нужны.

Устя подумала, что она как раз ножками и бежала, но… верхом всяко лучше. И быстрее.

Подождет она.

Опять же, она-то по осени шла, а сейчас, по снегу глубокому, да без дорог… нет, не обернуться за несколько часов, тут и мечтать не стоит.

– А с государыней Мариной поговорить можно? Боря?

– О чем, Устёна?

– О важном спросить хочу, государь.

– Устя!

– Прости, а только и правда – поговорить мне с ней надобно. До того, как отошлешь ты ее.

– Хорошо, хочешь поговорить – пойдем, провожу я тебя. Но я с тобой пойду.