А Лебензон, приехавший нелегально из Турции на погостить и забрать семью, так этим ково удивишь? Вон, каждый второй на Молдаванке через море, как через дверной порог, и многие с даже приключениями.

Все обо всех знают, но только те, кому и што надо, и без говорения кому не надо. Хотит человек посетить места, где он рос и даже как-то небезнадёжно вырос, ну так и пусть.

Как приехал, так и уехает, шо об том говорить? Раз забирает своих – значит совсем да и устроился, ну так оно через Фиму и неудивительно. Голова!

Яша Лебензон тоже голова, но скорее как кость – лобная, которая в драках. Оно канешно и да, такое тоже кому-то полезно, особенно умному, который своей головой думает, а бьёт чужой, но обсуждать как важную новость?

Принеся вёдра, Песса Израилевна задумалась: а зачем, собственно, она их несла? Воды в доме столько, шо и новую некуда лить! Все ёмкости с напупинками, и даже посуда после обеда вымыта, а не поставлена настаиваться до вечера.

Понятно, шо сходила потому, шо хотелось поделиться и поговорить, но… Вздохнув, она затеяла внеплановую стирку. Ну раз уж всё равно да!

***

Жан-Жак встретился мне в пропахшем специями мусульманском квартале, в одной из колоритнейших арабских лавчонок, торгующей настоящими и поддельными древностями. Ворохнулась было внутри неприязнь к человеку, из-за которого…

… но француз обернулся, и на ево простоватой физиономии расцвела такая неподдельная радость, што неприязнь разом и пропала, как и не было никогда. Шагнул навстречу, да и обнялись по-приятельски, сам того и не ожидал.

– … вот, – сообщил он радостно, – в Иерусалиме, собственный корреспондент…

И какое-то название газетное, которое ну в жизни не слышал! Не скажу, што я такой уж знаток прессы, тем паче зарубежной, но всё ж таки знаю, уж центральные точно.

Ну што, покивал… собственный, так собственный, даже если всей собственности – листок сортирный на тыщу экземпляров в глухой галльской провинции. Какая-никакая, а карьера, пусть даже и за собственный счёт.

– Ты мне удачу принёс, – проникновенно так, и руку загипсованную на плечо, – описал я наши с тобой приключения, ну и вот… корреспондент.

– Господин, – перебил нас пахнущий ладаном и больными зубами араб средних лет, со льстивой улыбкой начавший назойливо демонстрировать украшенное низкопробным серебром и сорной бирюзой дрянное оружие, – вот, достойное…

– Шакала оно достойно! – рявкаю на него на смеси турецкого и арабского, мигом распознавая подделку, – Ты чего мне суёшь, сын своего отца, которого я очень хочу считать уважаемым, но пока не нахожу для того причин?!