— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!

На Ваню взглянула мельком. И в это мгновение, хотя ничего как будто не произошло, он еще больше утвердился в своей постоянной надежде: все лучшее на свете сбудется…

РУССКИЕ ТУРЧЁНКИ

РУССКИЕ ТУРЧЁНКИ

В балке блеснула синяя лента ручья. Караван замедлил ход, послышались высокие заунывные голоса арабаджи:

— Караван привал делает тут! Поить коней, ячмень давать!

Соскочив наземь, один из арабаджи показал место, где, по его мнению, следует поставить фургоны, другой показал другое, третий — третье место. Заспорили горласто и хрипло. Майор прикрикнул, и тогда неожиданно дружно арабаджи взялись ругать его, видно, с издевкой. Он вспыхнул, размахнулся и с силой стегнул плетью ближайшего. Тот завопил.

«Языка нет, так плеткой», — содрогнулся Ваня.

А Фрунзе, сунув руки в карманы, повернулся к майору:

— У нас за такое тебя судили бы.

— С ними нельзя иначе, паша. Время уйдет на разговоры.

— Но если это повторится, я потребую заменить тебя.

Фургоны скатились с увала к рыжей зимней траве на равнинке перед коричневыми зарослями орешника. Из-под обломка скалы бежал ручей. Лошади потянулись к струе, но разгоряченных не поят, а укрывают попоной. Аскеры расседлали, полой бурки обтерли своих коней. Враз наладилась на час таборная жизнь. Дав ячмень лошадям, арабаджи сели в кружок, ели хлеб с луком, запивали водой.

Задевая камни, звенели котелки. Люди умывались, смазывали дегтем оси, что-то чинили, а кое-кто ниже стоянки занялся и стиркой. Кулага на костерке грел воду — побриться. У хозяйственного фургона собрался народ, слышался балагурливый голос Кемика и чьи-то настойчивые и потому неинтересные остроты. Пахло дымом, чесноком.

Горькие запахи Турции… Сидя на глянцевитом седле, Ваня тихонько стал наигрывать на гармони грустный деревенский мотив.

Фрунзе еду запил содой, закурил, что-то записал карандашом в тетрадь и позвал — постучал камешком о камень.

Люди пересели ближе к Фрунзе — на камни, на дышла. Хамид расстелил свою бурку и, заискивая, так пока и не поняв холода в отношении к нему русского солдата, пригласил Ваню сесть, сам сел, хотя не знал по-русски. Слушали беседу под шум ветра и фырканье лошадей.

Фрунзе спросил, как чувствуют себя товарищи. Если кто очень устал, пусть не скрывает… Сообщил, что примерно половина караванного пути от моря уже позади, вторая половина, наверно, будет легче — за девяносто верст до Ангоры начнется железная дорога: садись в поезд и кати. Сказал, что участники миссии, все без исключения, и миссия в целом выполняют свою задачу успешно. Сама дорога стала дипломатической работой, благодаря встречам с местными властями, с населением.