Уфф… Какое жаркое, какое душное лето выдалось! Вспоминается Ильич. Лонжюмо, берег Иветты. Старинный самолет над головой — в те поры новейший… «Амирани двадцатого века»… Монтажник с Магнитки рассказывал: несли втроем стальную балку, передний и задний споткнулись, третий один удержал ее, чтоб не убила товарищей. Потом, в обычной обстановке, пробовал приподнять ту же самую балку — не смог оторвать от земли…

Люди тридцатых годов исполнены оптимизма, вдохновения, убежденности в правильности избранного пути, в правоте своего дела. Слова «надо» и «вперед» вторгаются в жизнь, заставляют жить по совести, а значит, прежде всего уметь предвидеть последствия поступков и отвечать за них, быть целеустремленными, жить половиной души в будущем, соизмеряя себя с ним теми же «надо» и «вперед», подчиняя, даже принося в жертву высокой мечте сиюминутные радости. Благо Отечества превыше всего, мы — его фундамент. Оттого, верно, скудная пайка черняшки вкуснее любых яств, а демисезонное пальтишко непродуваемо никакими ветрами.

Семь часов вечера… Восемь… Девять… Сбились с ног, но по-прежнему ни слуху пи духу о Чкалове. Эх, зря обидел Толю. Серго пошел к Семушкину. Тому еще тяжелее: он ученик Чкалова по аэроклубу. Не такой уж юный, не избежал повального увлечения молодежи небом. Хорошо, что подобные увлечения у нас прививаются. Семушкин встал из-за стола, ссадив с колен Вильну. Верно, и сынишка самолетом бредит, пришел отцу посочувствовать.

— Сиди, Анатолий, пожалуйста. Зря накричал на тебя. Извини.

— Разве не понимаю?.. Отыщутся…

Десять часов… Одиннадцать… Половина двенадцатого. Вместе с Гамарником, заместителем наркома обороны, Серго у прямого провода. на Дальнем Востоке уже рассвело. Серго просит командующего Особой Краснознаменной Блюхера как можно скорее бросить все на поиски самолета. Блюхер отвечает, что погода мешает подняться самолетам и выйти катерам. Серго злится: что, маршал только при солнышке воевать собирается? Но тут Хабаровск перебивает Москву: последние сведения от коменданта укрепленного района Николаевск-на-Амуре. Серго жадно смотрит на телеграфную ленту. До чего же лениво ползет! Как жаль, что не знаю азбуки Морзе!. — Скажи только: живы?

— Ажур! — улыбается телеграфист. — Сели на острове Удд. Спят.

— Спасибо, дорогой! Уф… Теперь через полюс — в Америку! Ах, какое славное лето выдалось! Теплое, свежее!..

Танки! Тайки шли по Красной площади в вихре знамен, в полыхании ликующей меди. А он видел перед собой точно такие танки на улице испанского городка — обгорелые, со сбитыми навзничь башнями, с покореженной броней, с распростертыми гусеницами — и рядом обуглившиеся трупы танкистов, наших ребят, таких же, как мелькали мимо, пышущие здоровьем и довольством, торжественно застывшие навытяжку в раскрытых люках боевых машин, — таких же, как Петр Кривонос, Валерий Чкалов, Алексей Стаханов.