Но отец тут же взял трубку и сказал, что находится примерно в миле от меня. Мне надо проехать мимо заправки, свернуть на двухрядное шоссе, а потом на проселок. Я подумал, что это, кажется, гораздо дальше, чем в миле от стоянки.

Петляя между брошенными машинами и грудами мусора, я наконец подъехал к заброшенному дому с выбитым окном и просевшим крылечком. Отец выскочил из двери и замахал руками перед моим капотом. Я еще не успел затормозить, а он уже запрыгнул внутрь и швырнул на заднее сиденье вещмешок. Тот упал с громким стуком. Отец велел мне выезжать со двора и следовать за парнями на «Шевроле», дожидавшимися на улице.

— Слишком близко не подъезжай, — наставлял меня он. — Двигайся медленно, гляди, нет ли чего подозрительного — других машин или постороннего шума. В общем, ты знаешь, что делать.

Я выехал назад на дорогу и остановился.

— Что ты натворил?

Я включил в кабине свет и вгляделся в лицо отца. Оно было в крови — как и рубашка, и брюки цвета хаки. Я посмотрел на заднее сиденье.

— Что это за мешок?

На нем тоже виднелись пятна крови.

Мгновение отец смотрел на меня; глаза его пучились, а губы шевелились, словно он не мог решить, что делать дальше.

— Заткнись и открой чертов багажник. У нас нет времени на глупости.

Пока я наблюдал, как он перекладывает в багажник вещмешок, по коже у меня бежал то озноб, то жар. Пот выступил на лбу, потом и белье тоже взмокло.

— Во что ты меня втянул? — спросил я, захлопывая крышку.

— Ты не хочешь этого знать, так что не спрашивай. Ты не хочешь знать, что я сделал, так что про это тоже не спрашивай. Просто делай, что я тебе говорю, и мы очень скоро окажемся дома.

Отец подошел к водителю машины, стоявшей на дороге перед нами. Я заметил еще одного человека на пассажирском сиденье, но рассмотреть обоих подробнее не сумел. Еще никогда в жизни я так не радовался темноте.

Когда отец сел обратно, «Шевроле» тронулся с места и затрясся впереди нас по ухабистому проселку. Я все время высматривал в зеркале заднего вида, нет ли за нами погони, и сердце колотилось у меня в ушах. Довольно скоро мы свернули направо, на еще один проселок, где деревья стояли так тесно, что их ветки царапали нам борта.

Отец завозился на своем сиденье, бормоча себе под нос. Я чувствовал запах его пота. Запрокинув голову, он потер себе лоб, словно пытаясь очистить пятно, а потом крепко сжал руки.

— Никто не должен узнать, что было в багажнике той машины, — предупредил меня он. — Ты меня понимаешь, сукин ты сын?

Если полиция нас остановит, им хватит одного взгляда на отца, чтобы отправить нас в тюрьму. Моя жизнь будет кончена. Сколько лет дают за такое?