День тянулся еле-еле, минута за минутой. Я ожидал худшего. Вдруг отец явится ко мне на работу? Вдруг наставит на меня пистолет?

После обеда Энн прошла ко мне между столов с бледным лицом и широко распахнутыми глазами.

— Твой отец звонит!

Я вскочил и поспешил в ближайший пустой кабинет.

— Я возьму трубку там. Энн, спасибо за все!

— С тобой все будет нормально?

— Я не знаю.

Закрыв за собой дверь, я посмотрел на желтую лампочку на телефонном аппарате. Пот снова потек у меня по спине. Я сел за стол и медленно поднял трубку.

— Я до тебя доберусь, — раздался в трубке глухой, угрожающий отцовский голос. — Ты ничего не добился! Твоя глупая выходка меня не остановит. Ты, мальчишка, связался со взрослым мужчиной. Ничего не кончено, дружок. И ты это знаешь. Будь осторожен, потому что я иду за тобой. Ты чертов…

Я повесил трубку, зная, что он будет говорить еще несколько мгновений, прежде чем поймет, что линия отключилась. На меня снизошло спокойствие. Вместо того чтобы храбриться, как обычно, я наконец отказался выслушивать его угрозы.

Игнорирование было для отца худшим из оскорблений. Откинувшись на спинку стула, я испустил глубокий вздох. Левая рука у меня тряслась, свидетельствуя о том, насколько страх еще силен во мне.

* * *

Салли позвонила неделю спустя.

— Отец подкараулил меня сегодня утром на парковке школы. Он ждал, пока я приеду. Я не узнала его машину — он был не на «Капри». Я так испугалась, Дэвид!

Она начала плакать.

— Он сказал, что ты ему больше не сын, и если еще хоть раз попытаешься ему навредить, то поплатишься жизнью. Я тоже его предала, и если снова так поступлю, то сильно об этом пожалею.

— Мне очень жаль, Салли!

— Он спросил, знаю ли я про письма, которые ты написал, и про то, отправил ты их или нет. Переспрашивал раза три, не меньше. Я повторяла, что не понимаю, о чем он.

— Хорошо, значит, угроза сработала, — ответил я. — Письма — это страховка на тот случай, если он попытается навредить Моне или тебе. Может, когда-нибудь я все расскажу — но пока давай забудем об этом, ладно?