– На охоте?
– Да, – подтвердил Зарин. – Удар. Телеграмма пришла в одиннадцать часов утра.
Девятнадцатого сентября на похоронах Дудышкина Лескову дали слово. Он собирался сказать, что покойный был прямодушный, веселый, добрый и умный человек, что без таких, как Семен Степанович, русская литература да и русская жизнь… Вышел – и не смог выговорить ни слова. Добрый, умный, веселый человек лежал перед ним во гробе желтый, мертвый.
Крепостничество духовное
Крепостничество духовное
Случай этот настолько поразил Лескова, что много лет спустя, в 1889 году, в деталях был пересказан им в статье «Странный случай при смерти Дудышкина (Литературные воспоминания)»498 и, кажется, послужил сюжетной основой рассказа «Белый орел», обыгрывающего мотив внезапной смерти человека в расцвете сил. Любопытно, что похожая история повторилась потом в связи со смертью Артура Бенни, которую Лесков, по собственным его словам, также почувствовал до всяких официальных сообщений499.
Больше никогда уже у Лескова не было такого доброжелательного и заинтересованного издателя. Однако и после смерти Дудышкина «Отечественные записки» продолжали его публиковать – еще около года, пока журнал не купил Некрасов.
На рубеже 1860—1870-х годов Лесков начинает сотрудничать сразу с несколькими изданиями – с умеренно-либеральными «Биржевыми ведомостями» и «Вечерней газетой» (1869–1871), а дольше всего с консервативной, но без крайностей, газетой «Русский мир» (1871–1874)500. Как и прежде, он работает «в поте лица и в мозге костей своих»501, не просто отсылает в редакцию заметки, но и со всей пылкостью темперамента участвует в редакционной политике и издательской жизни.
«Редакция, к которой он примыкал, становилась для него предметом ежедневных, горячих, страстных разговоров и суждений. Он входил во все подробности организации, изумлялся и кипел, пожимал плечами, выкапывал откуда-то редакционные и сотруднические тайны, вставал на дыбы при появлении нового лица и отмечал никому не приметные повороты в отношениях. При свойственной ему вообще несдержанности, это непрерывное кипение в каком-то им самим созданном для себя котле могло ошеломить. Но оно не угнетало постороннего наблюдателя, потому что желчное раздражение у Лескова быстро переходило в великолепный юмор, тотчас успокаивавший его самого. В нем просыпался художник, и разговор его делался чрезвычайно занимательным»502, – вспоминал коллега, а иногда и соавтор Лескова по «Русскому миру» Василий Григорьевич Авсеенко. Литератор консервативного толка, в своих еженедельных обозрениях он поддерживал беллетристов «Русского вестника» и язвил в адрес писателей из демократического лагеря, что не мешало ему оставаться тонким и наблюдательным критиком, особенно в разборах авторов «внепартийных» – Тютчева, Полонского, Льва Толстого.