И вдруг случилось невероятное: журнал «Литературная библиотека» опубликовал положительную рецензию⁴⁹⁴. Не назвавшийся доброжелатель защищал пьесу от всех нападок, а ее автора буквально превозносил за отважную борьбу с нигилистами:

«Цосподин] Стебницкий в своем “Расточителе” остался тем же свободно мыслящим и смелым писателем, каким он явился несколько лет тому назад в романе “Некуда”. Как тогда, в самый разгар молодого нигилизма, г. Стебницкий отважно приподнял завесу (приподнял, впрочем, далеко не всю завесу, а только чуть-чуть, один краешек) с клоак, из которых назначено разливаться по лицу русской земли одуряющему зелью, – так и теперь, в эпоху злостно-сентиментально-патриотической маниловщины, в которую нигилизм облекся, как волк в овечью шкуру, в эту эпоху фарисейского, пресмыкающегося народолюбия… г. Стебницкий с тою же смелостью попытался изобразить, согласно с действительностью, укромный мирок самоуправства, величаемого у нас самоуправлением. Вот всё, что сделал г. Стебницкий. Но тому, кому известны лживость и ехидство или козлогласие уст, произносящих приговоры по вопросам нашей жизни и гамом своим заглушающих всякое свободное мнение, – тому нетрудно понять, что ничего, кроме ярости и глумления, не мог встретить автор “Расточителя”, принадлежащий к числу тех немногих, которые не запаслись в известной кумирне никаким идолом и остаются верными культу здравого смысла и честной правды (есть правда и бесчестная)»⁴⁹⁵.

Восхищаясь здравомыслием «господина Стебницкого», благожелательный аноним откликался и на упреки в неправдоподобии сюжетных коллизий пьесы: «А что же невероятного в “Расточителе”? <…> Может быть, невероятны сладострастные порывы одного действующего лица, пылкая и самоотверженная любовь другого, похищение документов, отравление, поджог, насильственное заключение в сумасшедший дом и бегство из него, юродивый, слепая старуха, пьянствующая сходка? Да что же невероятного и невозможного в каждом из этих явлений? – газетные хроники переполнены ими»⁴⁹⁶.

Если уж кто и проявил смелость, так это таинственный доброжелатель, пусть и не подписавший свой обзор, но вставший на защиту гонимого. Кто же он?

Аноним был вычислен почти немедленно – слишком уж неумеренные похвалы он расточал пьесе, слишком яростно проклинал нигилистов, прибегая к узнаваемой риторике: «одуряющее зелье» нигилистического учения, «козлогласие уст». Это был… сам Николай Семенович Лесков, сочинивший оправдательную рецензию на свою драму!

«Искра» сейчас же отозвалась ехидной стихотворной пародией: