Вот этих-то неуспехов в учебе, которые особенно настойчиво стали настигать Лескова-младшего в старших гимназических классах, когда у него, очевидно, появились посторонние увлечения, и не мог простить ему отец. К тому же Дрона, судя по всему, нравился противоположному полу и любил танцевать. Летом 1884 года, когда он проводил каникулы у киевской родни, а отец около месяца (с 31 июня по 29 июля) лечился в Мариенбаде, минеральные воды ничуть не смягчали гнева; отцовское письмо от 5 июня так и брызжет желчью:
«Хотел бы знать, что ты делаешь с пудами увезенной с собою литературы? Будет ли пользы хоть на провоз? Впрочем, – спасибо тебе, – я не привык ждать от тебя ничего кроме досады, горя и постоянного раздражения»842.
«Хотел бы знать, что ты делаешь с пудами увезенной с собою литературы? Будет ли пользы хоть на провоз? Впрочем, – спасибо тебе, – я не привык ждать от тебя ничего кроме досады, горя и постоянного раздражения»842.
Дальше – больше. Спустя неделю, 12 июня, Лесков пишет сыну, что тот вполне мог бы находиться вместе с ним, а не с киевской родней (с которой у Лескова давно уже отношения были натянутые), и грубо дразнит его, ясно давая понять, что проводить лето в Киеве – не лучший вариант:
«Много бы видел всяких людей, много бы мог читать и насладился бы природой, о какой нельзя и говорить тому, кто ее не видел. Здесь есть много молодых ребят с родителями и не скучают, но тебе ведь нужны не такие ощущения и впечатления, а чтобы… бзднуть да перднуть… Ты молодец на пошлости! Я и имел на мыслях взять тебя, чтобы показать половину Европы, да сообразил, какая ты у меня птица, и оставил свое намерение, хотя оч[ень] за тебя жалею»843.
«Много бы видел всяких людей, много бы мог читать и насладился бы природой, о какой нельзя и говорить тому, кто ее не видел. Здесь есть много молодых ребят с родителями и не скучают, но тебе ведь нужны не такие ощущения и впечатления, а чтобы… бзднуть да перднуть… Ты молодец на пошлости! Я и имел на мыслях взять тебя, чтобы показать половину Европы, да сообразил, какая ты у меня птица, и оставил свое намерение, хотя оч[ень] за тебя жалею»843.
Чего не мог простить сыну Лесков – легкомыслия, любви к светским развлечениям, внимания к прекрасному полу, нежелания заниматься науками? Он словно напрочь забыл, как сам проводил молодость. А может быть, наоборот, страшился, что Дрона повторит его ошибки – не выучится вовремя, напрасно потратит лучшие годы. Так или иначе, некоторые основания для недовольства у сурового отца, платившего и за гимназию, и за репетиторов, всё же были.