— Если что — помоги моей семье. На тебя ее оставляю.

— Не волнуйся — все будет в порядке, — ответил он.

И Стешке Павел сказал:

— Нету у тебя, Стеша, вернее друга, чем Лешка. Если со мной что случится, не гони его.

Через месяц ушел на фронт и Лешка. Оба с фронта пишут письма. Лешка — водитель танка, Павел в пехоте.

— Трудно тебе жить? — спросила я Стешку.

— Как всем. На заводе по одиннадцать-двенадцать часов работаем, так и вы в деревне по столько же. Степку жалко, к заводу никак не привыкнет. Станет на фронте легче, я его возьму с завода. Мал он еще, все в рогатки играет или в какие-то там камушки. А Васька рабочим человеком стал. К заводу прирос.

Стала она укладывать продукты, что я привезла, руками трогает гречиху, через пальцы крупу пропускает, лицо ясным стало, глаза добрыми.

— Наше зерно, рязанское, — говорит Стешка, и голос у нее бархатным стал, мягким, — так и стоит перед глазами у меня, Даша, поле гречишное, а там ржаное… пройдешь недалече — пшеница золотая… А дорожка меж пшеницы так и бежит, извивается, а ветерок чуть поднимается — и заколышется, заколышется пшеница, а воздух, Даша! Что за воздух! Ароматный, чистый, прозрачный! Закрою глаза я и будто вижу все, травиночку любую, пташечку, а небо-то, небо-то!

— Едем, Стешка, к нам! — говорю я ей. — Ты ж любишь деревню! И детей накормишь, они ж голодные у тебя. Господи, что за молоко пьют! И то каждой капелькой дорожат! Трудно мы живем, ничего не скажешь, работаем за десятерых, но у нас хоть дети сыты, не соевое, а настоящее, коровье молоко пьют. А уж ты, Стешка, столько наработаешь, что полк солдат прокормишь. Едем! Ведь не для красного словца говорю, серьезно зову.

— Постой, постой, — остановила меня Стешка. — Об чем ты говоришь? Это мне оставить завод Павла? Да знаешь ли ты, что я на его месте работаю? Да ты знаешь, что выпускает наш завод? Не знаешь, а я скажу тебе, скажу, — мы на фронт такие штуки посылаем, такие штуки! Мне уйти с завода! С ума сошла! Да я 200–250 процентов нормы даю, вот так работаю, а ты мне! Я завод не предам, это наш, семейный завод. Еще отец Павла на нем работал, потом Павел, вырастет — пойдет Петя. Ему четыре года было, Павел его уже на завод водил. Сынок помнит, хоть и мал был, гордится этим, поди тебе уже успел рассказать. Оторви его от завода, в жизни мне этого не простит. А ты говоришь! Ты знаешь, Ваське только шестнадцать лет, а он уже дает 120 процентов нормы. Понимаешь?!

Я осталась ночевать у Стешки. Легли на одну кровать, я уже засыпала, когда услышала шепот Рыжей.

— Поля, поля… а рожь-то какая! Душа по деревне тоскует, ах, как тоскует!