Как террорист туда попал, мы этого не узнаем никогда. По словам Ильина, он просто встал между двумя цепями чекистов из Девятого управления. Те, правда, были в теплых милицейских шинелях и зимних шапках, так что Ильин в своем милицейском плащике поверх армейских брюк сильно выделялся. К нему подошел командир, спросил: «Почему здесь стоишь?» — Ильин ответил: «Куда поставили, там и стою». Как ни странно, старшего офицера КГБ, обязанного отвечать за безопасность высших лиц государства, такой ответ вполне устроил.

Ильин стрелял сразу из двух стволов. Он не знал, что в «Чайке» едет не Брежнев — который уже к тому времени спокойно прибыл в Кремль, а космонавт Леонов. Ильин убил водителя, прочих не достал. Странно и то, что стоявшие рядом сотрудники Девятки не двинулись в его сторону. Ильина сбил мотоциклист из кортежа.

Ильина после ареста признали невменяемым. Весь срок — вплоть до перестройки — он будет сидеть в одиночной камере Второго отделения. Видимо, расчет был на то, что он умрет — если не от лекарств, то от условий, — но он остался жив, пусть ничего и не сказал даже после освобождения. Все 18 лет КГБ больше всего заботился, чтобы у Ильина не было контактов с другими зэками. В 1970-е медсестру, которая разрешила передать ему продукты из другой камеры, сразу уволили.

В соседнем Первом отделении по обеим сторонам коридора, как в обычной тюрьме, шли маленькие камеры, заполненные под завязку. В моей стояли пять коек, три из них — вплотную, так что двоим, лежавшим у стены, всякий раз приходилось перелезать через спинку средней койки и ноги обитавшего там зэка.

Тот зэк был уркой, сидевшим ранее на строгом режиме, так что был привычен к таким вещам и воспринимал их как само собой разумеющееся. Звали его Сергей Кропачев, в соседи он взял себе подростка-татарина по имени Ильдус. Кропачев явно имел какие-то намерения в отношении Ильдуса, прикармливал его и обращался к нему как к равному. Словом, как обычно делают урки, когда хотят залучить какого-то новичка себе в шестерки, а то и в любовники.

Ильдусу такое обращение льстило, так что он по мелочи шестерил. Он прятал нелегальную кропачевскую махорку у себя в матрасе и угощал его разными вкусностями из передач. Ильдус был местный, казанский, и приносил их с регулярных свиданий с матерью.

Два других сокамерника были серьезно больны. Один из них сидел за кражу чемодана из вокзального ресторана. Украл он его ни за чем: голоса, с которыми он постоянно разговаривал даже в камере, приказали этот чемодан прихватить. По словам зэка, он еще пытался спорить, но голоса пригрозили, так что пришлось подчиниться. Сутками он лежал у себя в углу, что-то шептал, ругался с кем-то воображаемым, от злости мотал головой, вскакивал и, нервно прошагав с полчаса и чуть успокоившись, снова лез к себе в угол.