«Красная бригада» выслеживала богатых кавказцев, засидевшихся в ресторанах, на темной улице их били по голове металлической трубой со свинцовым набалдашником. После этого забирали часы, золотые перстни и деньги. Итогом «революционной деятельности» стало четверо покалеченных и один труп. Еще один человек находился в тот момент в коме, но вряд ли имел шанс выжить.

Однообразность нападений позволила оперативникам быстро выйти на бандитов. Как только выяснилась политическая составляющая дела, то немедленно подключился и КГБ, и теперь «Красную бригаду» ждали самые суровые кары — вплоть до смертной казни.

Пустовит это понимал и уже начал «косить», изображая на амбулаторной экспертизе сумасшедшего. В качестве «бреда» он выбрал вариацию теории Родиона Раскольникова: есть unter- и ubermenschen, последние имеют право убивать первых. Теперь он ждал направления уже на стационарную экспертизу и советовался со мной — как с «экспертом» по психиатрии.

Мне его «бред» показался малоубедительным — уж слишком рассудочно он звучал. Однако предложить что-либо более «патологическое» я не мог. Как известно хотя бы из Ильфа и Петрова, переобуваться в воздухе и менять «бред» симулянту категорически противопоказано.

Мирную беседу с «террористом» прервал неожиданный вызов на этап. В тот момент в спешке я допустил серьезный прокол. Мы обменялись с Пустовитом контактными адресами, я дал адрес Любани, при этом не проследил, чтобы Пустовит адрес зашифровал. «Террорист» оказался плохим конспиратором и записал адрес в блокнот открытым текстом — что имело неприятные последствия.

Весной Любаня написала, что ее снова вызвали повесткой в прокуратуру. Думая, что это очередной допрос о диссидентах, Любаня, как обычно, повестку выбросила. На другой день за ней прислали машину и отвезли к следователю. Тот показал ксерокопию листа блокнота с ее адресом и потребовал, чтобы она «немедленно рассказала» о своих «преступных связях» с членами «Красной бригады».

Любаня, конечно, ничего не могла рассказать — ни о каких «бригадах» она никогда даже не слышала. Следователь целый час угрожал ей то одной, то другой карой и договорился до того, что ее «тоже расстреляют, как Пустовита». Любаня как раз затянулась сигаретой и закашлялась от смеха. Как дочь адвоката она знала цену таким угрозам.

Мне пришлось извиняться перед Любаней и подробно описать происшествие в подцензурном письме — в расчете на то, что, прочтя его, чекисты оставят свою обычную паранойю и примут правду за правду. Похоже, так и случилось, ибо больше Любаню по этому поводу никто не беспокоил.