День 21 ноября в Первом отделении СПБ сразу начался неудачно — приклеить таблетки мажептила к ириске не удалось, они тут же проскочили в желудок. Уже через час меня трясло и шатало, приходилось часто вставать с койки и шагать по камере, чтобы унять неприятный тремор, колотивший все тело.
Открылась дверь, надзиратель назвал мою фамилию. В это время обычно вызывали к дантисту, который лечил убитый в сызранской тюрьме зуб. Я уже шагнул за порог камеры и вдруг услышал грубое: «Куда пошел?! Собирайся с вещами!»
Первой мыслью было, что переводят в лечебное отделение. И тут на полу в коридоре я увидел мешок с одеждой, отобранной при прибытии в СПБ. Этап???
Раздеваться догола и одеваться пришлось прямо в коридоре. Неуклюже возясь с одеждой, я глянул в открытую дверь врачебного кабинета — он располагался как раз у двери отделения. Там увидел Идрисова, который тоже заметил меня и тут же отвернулся, показав, что ни на какие вопросы отвечать не намерен (медсестра быстро закрыла дверь кабинета).
Мы двинулись с надзирателем подземным переходом по тому же пути, по которому месяц назад я полз с вахты. Восприятие, отделенное от моего «я» туманной пеленой мажептила, видело весь путь как фильм, крутившийся в обратном порядке.
На вахте стоял тот же темно-зеленый уазик, ждали только меня. Внутри на узкой лавке примостился парень из Первого отделения по имени Коля, привезенный в СПБ временно на доизлечение, — он, видимо, симулировал на экспертизе, но все равно был признан вменяемым и отправлялся на суд. Там же в углу сидела и симпатичная пухлая девушка. Она сама ехала из СПБ, но смотрела на нас с затаенным ужасом, видимо, ожидая, что прямо в машине оба психа тут же набросятся на нее и грубо изнасилуют.
Это было смешно — замороженные нейролептиками «психи» сами еле могли двигаться. Как и по дороге в СПБ, больше всего меня беспокоило, чтобы не свалиться с лавки на кочках и поворотах. В этот раз мне удалось это лучше — я ни разу не упал.
Девушку отвезли в находившуюся неподалеку республиканскую психбольницу, Колю выгрузили у знакомого здания СИЗО-2, меня повезли куда-то дальше. Как оказалось, снова в тюрьму, но уже в СИЗО-1 — самую старую тюрьму Казани, построенную еще в 1808 году. Повторяя конфигурацию Бутырки, СИЗО-1 имело крепостную архитектуру и несколько круглых башен.
Тюрьма была знакома по воспоминаниям Евгении Гинзбург. Там сидели арестованные во время Большого террора, и Гинзбург детально описала те самые камеры в башнях, где сидела сама во время следствия. В одной из них уже к концу дня — проведенного, как обычно, без еды и воды в