Всякий раз на обходе я просил врачей отменить аминазин или хотя бы заменить его другим препаратом. Если на обход приходил Идрисов, он смотрел на меня в упор сверху вниз — во время обхода заключенные были обязаны сидеть на койках — и, ничего не говоря, уходил. Петухова отвечала стандартной фразой, которую она, кажется, повторяла в каждой камере: «Лечитесь. У нас все лечатся». Уже от отчаяния я сказал что-то совсем «криминальное» вроде «это бесчеловечно» — в ответ на что Петухова обозлилась и пообещала увеличить дозу, если еще раз такое услышит.

Лишь только раз с ее стороны я обнаружил какой-то медицинский интерес. В первые дни я прошел формальный медосмотр и флюорографию, потом зачем-то сделали еще рентген легких. На другой день Петухова вызвала меня в кабинет и задала вопрос: «Когда вы перенесли туберкулез?»

Я удивился. Пусть туберкулез у нас и был в роду, но сам я как будто никогда не чувствовал его симптомов. Однако на рентгене, как объяснила Петухова, в легких обнаружили свежие инфильтраты. Потом я догадался, что очаги появились в Челябинске, и слабость, которую я чувствовал там, была не столько от голода, сколько симптомом болезни.

— У нас в отделении идеальные условия для туберкулеза, — обрадовала Петухова. — Тепло и влажно. Но ничего, мы вас скоро переведем.

«Куда угодно, только, чтобы тебя не видеть…» — подумал про себя я. Как оказалось, накаркал, и Петухова, и вообще Казань были еще не самым худшим вариантом судьбы. Тогда я не знал, что где-то существуют и более глубокие круги ада, чем Казанская СПБ.

В двадцатых числах ноября на свидание приехала мама. По этому случаю меня переодели во вполне приличную пижаму, хотя общий вид от этого вряд ли улучшился — я трясся от мажептила и был желтого цвета. На маму это произвело впечатление, и, хотя она и бодрилась — как после суда в Сызрани, — но было видно, что мое реальное состояние она поняла. Мама обещала пойти на прием к начальнику СПБ и поговорить с Идрисовым, я знал заранее, что это пустая затея, но не стал ее переубеждать.

«Хроника текущих событий» № 59 сообщала:

Казанская СПБ. Сюда 29 октября прибыл Виктор Давыдов. За то, что он сопротивлялся стрижке, ему назначили большую дозу аминазина и мажептила. Лечащий врач, которую Давыдов обвинил в бесчеловечности, в ответ пообещала увеличить дозу, заявив, что «у нас свои методы лечения». На свидании Давыдов жаловался жене на самочувствие, непрекращающуюся боль в почке. У него был больной вид. Он сильно заторможен, похудел, поседел[70].