И тут я отвлекусь и признаюсь, что все подробности о прошлом Д. О., о его отношении к революции 1917 года и к Ленину — об этом еще пойдет речь, — а также о его мнимых и истинных прегрешениях я узнала из разговоров с Виктором Жуком, а также из замечательной его же брошюры с подзаголовком «О Давиде Заславском и обвинениях против него в российской печати».

Заголовок брошюры Виктора Жука «Почему Лунгина возвела напраслину на Заславского» кажется мне не очень удачным.

Действительно Лунгина в телевизионном фильме О. Дормана оговорилась: спутала Заславского с литературоведом и литкритиком Корнелием Зелинским, который написал отрицательную рецензию на стихи Цветаевой, только что вернувшейся из эмиграции в СССР. Считается даже, что рецензия Зелинского повлияла на трагическую судьбу Марины Цветаевой… Хотя я так не думаю… Сталин и без всякой рецензии уничтожил бы большого поэта Цветаеву.

Однако травля «Давидоса» началась отнюдь не с оговорки Лунгиной — это главное. Я вообще изумляюсь тому, что Лиля Лунгина не перепутала всего на свете. Ведь эта, пусть и незаурядная женщина, но не актриса, не ведущая, не профессиональная чтица из вечера в вечер, сидя перед телекамерой, рассказывала о своей повседневной жизни при советской власти. Говорила без всяких шпаргалок, без подсказок, без наводящих вопросов.

Стоит ли вспоминать о ее единственной оговорке?

Однако вернусь к встречам с Заславским и, стало быть, к тому, что он удивлял меня своим полным пренебрежением к быту, к собственному благополучию и вообще к собственной персоне. Что-то подсказывало мне, что «Давидос» принадлежит к такому типу интеллигентов, о которых я знала только понаслышке. Он был явно не похож ни на так называемых прогрессистов-интеллектуалов 1960-х годов в СССР, ни на старых интеллигентов типа моих родителей и их знакомых.

Заславский, видимо, принадлежал к той дореволюционной интеллигенции, которая превыше всего ставила народное благо: «ходила в народ», несла ему свои знания и свои убеждения.

Как известно из литературы, часть этой интеллигенции ратовала за насильственное свержение царизма — часть за более-менее мирный путь развития России. Но были у этих людей и общие черты — жертвенность, презрение к благам и привилегиям, желание опроститься, быть, как все униженные и оскорбленные.

Старорежимная интеллигенция типа моих родителей с величайшим уважением относилась к такому типу интеллигентов — борцов с царским режимом, считала их идеалистами, идейными.

Вот таким идеалистом, идейным бессребреником был, по-моему, Давид Заславский.