Первые несколько месяцев после того, как он продал свою долю в «Гуччи», Маурицио жил в оцепенении, в состоянии шока, как будто кто-то умер. Он обвинил «Инвесткорп» в том, что она не дала ему достаточно времени, чтобы внедрить новшества, Доун Мелло – в том, что она не придерживалась его концепции дизайна, де Соле – в предательстве. Он чувствовал, что его обманули.

– Маурицио мучили мысли о том, что он предал своего отца, – говорила Паола позже. – Он боялся, что предал все, что было сделано до него, и это причиняло ему много страданий, – вспоминала она. – Как только он понял, что у него нет выбора и остается только продать свою долю, он расслабился. Он уже ничего не решал.

С погашенными долгами и более чем 100 миллионами долларов, оставшимися в банке от продажи его акций «Гуччи», Маурицио Гуччи впервые в жизни не нужно было сражаться.

После продажи акций Маурицио купил велосипед, который хранил в подвале здания на Корсо Венеция. Затем он исчез из Милана. Он отплыл на «Креоле» обратно в Сен-Тропе, а потом отсиживался в одиночестве в Санкт-Морице. Шли недели, туман и депрессия начали рассеиваться. Он понял, что с него сняли огромное бремя.

– Впервые в жизни он смог решить, что он хочет сделать для своего собственного будущего, – говорила Паола. – У Маурицио не было беззаботного детства; он всегда ощущал груз своего имени и всего, что из этого вытекало. Его отец часто давил на него, и Маурицио твердо знал, что он все должен делать «правильно». Потом он столкнулся с завистью двоюродных братьев, потому что он унаследовал пятьдесят процентов, ничего толком не сделав, в то время как именно их отец сделал имя «Гуччи».

В начале 1994 года он вернулся в Милан, взял свой велосипед и ездил на нем взад и вперед от своей квартиры на Корсо Венеция до офиса Фабио Франкини на другом конце города, где начал разрабатывать новые бизнес-идеи.

– Ему некуда было идти, и он пришел сюда, – вспоминал Франкини. – В восемь часов утра он уже был здесь, взбудораженный идеями.

Во время одной из своих утренних поездок Маурицио остановился у площади Сан-Феделе. В то холодное серое утро в начале февраля 1994 года директор по коммуникациям «Гуччи» Пилар Креспи рано утром прибыла в штаб-квартиру компании и поднялась по покрытой ковром лестнице в свой офис на втором этаже задолго до того, как кто-либо еще явился на работу. Когда Креспи обошла свой стол, разбирая стопки глянцевых журналов мод, ее точеные черты лица напряглись и что-то внезапно привлекло ее внимание за окном. Внизу недавно вычищенные меловые фасады церкви и окружающих зданий на площади Сан-Феделе мерцали в бледном свете раннего утра, напоминая призрачную оперную сцену в соседнем Ла Скала. Креспи отложила бумаги и подошла к окну, чтобы незаметно выглянуть наружу. Замершая одинокая фигура сидела на одной из мраморных скамеек напротив здания, глядя на офис «Гуччи». Мужчина был закутан в верблюжье пальто, его темно-русые волосы едва касались воротника. Фигура сливалась с окружающим камнем, и сначала Креспи не заметила его, но знакомое движение привлекло ее внимание, когда он поднял руку, чтобы поправить очки на носу. Креспи ахнула – Маурицио Гуччи сидел и смотрел на здание. Она не видела его почти год. В течение нескольких недель перед продажей он был отстраненным и недоступным; после продажи он полностью исчез из поля зрения.