Уже спавший генерал поднялся с койки, и накинув на себя шинель, стал диктовать мне свое показание: «Я утверждал и утверждаю, — заявил он громким голосом, — что политика Временного правительства гибельна и для России, и для ее армии».

Тот, кто знаком с психологией возбужденной толпы, кто наблюдал, как случайно брошенное слово, возглас или даже просто жест превращает такую толпу в стихию, кто испытал на себе подавляющее влияние, оказываемое на психику такой заряженной до отказа человеческой Лейденской банкой⁸⁰, тот поймет, сколько воли над собой, мужества и твердости надо иметь, чтобы бросить этой толпе открытое порицание того, в чем она видела величайшее завоевание революции.

О том же генерале-арестанте, возглавлявшем год спустя все белое движение на юге России, член его правительства профессор Соколов писал: «В генерале Деникине я видел не Наполеона, не вождя, но просто честного и стойкого солдата и доблестного человека, одного из тех „добрых“ русских людей, которые, если можно верить Ключевскому⁸¹, вывели Россию из смутного времени».

Поставленный судьбой в руководители событий исторического значения, волевой и твердый по отношению к самому себе генерал превратился в «одного из тех добрых русских людей», деятельность которого направляется не живой действительностью, не пониманием ее смысла, не политическим расчетом, а качествами честного и доблестного человека, велениями общепринятой морали и отвлеченными идеалами. И массу повел за собой не вождь, а добрый русский человек, без твердой походки и без способности самостоятельно и смело решать те вопросы, перед которыми эта масса робела, и над которыми она спотыкалась.

Во все века и у всех народов вожди обладали самостоятельным умом и твердой волей. Но честность, гуманность, доблесть и прочие хорошие качества вовсе не составляли во всякое время необходимых атрибутов этих вождей. Напротив, в эпохи критические такого рода качества в вожде не только бесполезны, но даже немыслимы.

Величайший из государственных деятелей средних веков Фридрих II Гогенштауфен⁸² ужасал людей даже этой мрачной эпохи своей чудовищной политической беспринципностью. В борьбе с папством он не останавливался ни перед какими преступлениями от подделки папских булл и грабежей, до политических убийств включительно. Фридрих мучил и сжигал людей, которых сам же считал совершенно невиновными.

Французский король Людовик Святой⁸³, наоборот, был человеком, чище которого нельзя было найти среди деятелей средних веков.

В результате, если бы Фридрих своими черными преступлениями не победил пап, то сознательно подавлявшаяся ими человеческая мысль, вероятно, и до сих пор считала бы Землю неподвижной, и на нашей планете не летали бы на аэропланах, и не ездили бы по железным дорогам.