— Но на базе конфуцианства все-таки построено в том числе и отношение к деньгам в китайском обществе, и отношение к тому, что человек является винтиком по отношению к руководству страны.

— Да, это правда, и в этом смысле оно полезно. Я даже удивляюсь, почему Мао так старался уничтожить конфуцианство. Но Мао был настоящим революционером, и думаю, он понял, что достижения революции оказались не слишком большими достижениями.

— Японцы жестоко уничтожали христиан в XVII–XVIII веках, но при этом их религия этого впрямую не требовала, как это возникло и почему прекратилось? Это же очень миролюбивая религия.

— Мне трудно сказать. Но они все-таки, как жители островов, всегда боялись чужих, боялись попасть в зависимость от чужих. А потом открыли двери и поняли, что это ошибочно. Революция Мэйдзи — это была революция, благодаря которой они просто вышли со своего острова. И стали смотреть, кто развивается лучше, увидели прусскую империю и взяли у них в качестве образца законы и конструкцию государства. Это в XIX веке, уже после Мэйдзи.

Геополитика

Геополитика

[]

То, что произошло в 1990-е годы, то, что привело Фукияму к созданию его неверной концепции, утверждавшей, что наступил конец истории, потому что либеральная демократия и рынок победили во всем мире, это тоже было для меня моментом надежды, что Россия присоединится к Европе и евроатлантической цивилизации, потому что нас все-таки многое объединяет. А против нас — гигантские конкуренты — Китай, Индия, Африка. И если говорить о моих очень глубоких чувствах, которые я питаю к России, то я всегда надеялся, что благодаря этой стране наша цивилизация дойдет до Тихого океана и что Владивосток — это символ того, что я, когда нахожусь там, еще у себя, в своем кругу, так же как и в Америке, в Анкоридже, и в любом другом месте по другую сторону Атлантики.

И когда я вижу сейчас, что Сибирь развивается не так, что Россия не привлекла капиталы, что она не пошла на сотрудничество с Европой и Америкой, чтобы развивать эту гигантскую часть мира, на которую у России просто не хватает сил — видно, что там и капитала нет, и людей нет, некем эти территории заселить. И, конечно, постепенно их заселяет Китай. И мы все в этом случае проигрываем, я говорю, как об Олимпийских играх, то есть это не значит, что это военная борьба, но это борьба, как и любой диалог — это тоже борьба, в которой побеждает другая цивилизация, не наша, а могла бы наша. И когда я попал в Екатеринбург, то посмотрел «Ельцин-центр». На мой взгляд, многое сделано там интересно, но, конечно, осторожно — там нет честного взгляда на то, чего он достиг и что ему не удалось. Это стало для меня огромным разочарованием, что в России перемены экономические прошли, но к Европе и евроатлантической цивилизации она не приблизилась. И в конце 90-х оказалось, что у нас снова будет зона конфликта, а не зона сотрудничества.