Не имело значения, что сам Али руководствовался скорее сиюминутными настроениями, чем конкретной философией. На самом деле это даже играло ему на руку. Али было труднее припереть к стене теперь, когда Элайджа Мухаммад отстранил его от «Нации ислама». В тот момент Али, по словам писателя Бадда Шульберга, «сумел примирить в себе множество идеологических конфликтов и представить их через призму своего черного величия. Каким-то непостижимым образом в нем сплелись черты афроамериканских общественных деятелей Маркуса Гарви и Уильяма Эдуарда Беркхардта Дюбуа, чернокожего певца Поля Робсона, проповедника и одного из первых чернокожих конгрессменов Адама Клейтона Пауэлла, черных мусульман Элайджи Мухаммада и Малкольма Икса, джазового саксофониста Джона Колтрейна, трубача Диззи Гиллеспи и Джимми Брауна, комика Билла Косби и Дика Грегори – все в одном флаконе».

В ночь перед боем то тут, то там стояли лимузины, раскрашенные в психоделические цвета. Куда ни глянь – всюду были люди в пурпурных смокингах с широкими лацканами, словно крылья самолета; шелковые рубашки, расстегнутые до пупка, мужские туфли на платформе высотой четыре дюйма. Были норковые шубы до лодыжек, норковые шляпы и норковые галстуки. Стараясь не отставать от веяний моды, Кэш Клей нарядился в белый двубортный костюм и широкополую шляпу, украшенную красной лентой. Многие из нарядно одетых мужчин дополняли свой гардероб пистолетами, о чем мэр Атланты Сэм Масселл узнал от своего телохранителя только после того, как бой состоялся.

Если Али и волновался, ему отлично удавалось это скрыть. Он энергично шагал среди своих поклонников, хвастался, боксировал с тенью, крутился, одаривал всех своей улыбкой, наслаждался каждой минутой, напоминая всем, что он не растолстел и по-прежнему был человеком из народа и королем мира, в частности – королем черного мира. За время, проведенное вдали от ринга, его эго не уменьшилось ни на йоту. Али был прекрасен и горд собой.

Утро он провел за телефонными разговорами, а затем отправился в «Муниципальную аудиторию Атланты», которая, как выразился один из журналистов, выглядела так, «будто была построена для проведения внушительного родительского собрания». Раздевалка Али была маленькой, чуть шире, чем длина массажного стола у стены. На противоположной стороне стоял туалетный столик с зеркалами, обрамленными лампочками. Преподобный Джесси Джексон, Анджело Данди и Бундини Браун набились в тесную комнату. Журналист Джордж Плимптон присел в углу с блокнотом и ручкой и делал заметки, пока Али спорил с Данди о том, какую раковину надеть. Али решил, что чашка стандартного размера заставляет его выглядеть толстым, но Данди настаивал именно на ней.