Светлый фон

Напрасно мы станем упрекать Мура в политической наивности, в незнании требований, которые предъявлялись к советскому кино. Этих требований до конца, по правде сказать, не знал никто. Сценарий “Закона жизни” был согласован даже с Андреем Вышинским, который некоторое время курировал советскую культуру (как заместитель председателя Совнаркома). Но кто же мог знать, что товарищ Сталин придерживается столь пуританских взглядов на жизнь и не может допустить самой небольшой вольности?

2

В семье Цветаевой и Эфрона кино любили. Для Мура кинематограф был привычен с детства. Жизнь в Европе между двумя мировыми войнами – время триумфа новых массовых зрелищ. Театральное искусство отступило на второй план, опера – тем более. И оперные певцы, и артисты пробовали себя на кинематографических площадках.

Сергей Эфрон во второй половине двадцатых начал и сам сниматься в кино. Бывший военный, еще спортивный, сильный, подтянутый, он не боялся рискованных трюков и стал едва ли не каскадером: “Через неделю опять буду сниматься с прыганьем в воду, в Сену”777.

Сергей Яковлевич сначала смотрел на съемки в кино как на занятие не слишком почтенное, даже постыдное, актеров ставил ниже проституток: “Презреннейший из моих заработков, но самый легкий и самый выгодный. <…> За одну съемку я получаю больше, чем за неделю уроков”778, – писал он. Однако к съемкам готовился серьезно, заказывал книги по кинематографии. Сестра Лиля присылала ему в Париж “Искусство кино” Льва Кулешова, “Кинопромышленность в СССР”, “Кино и война”, еженедельник “Кино”. Смотрел и советские, и французские фильмы – от “Чапаева” до “Под крышами Парижа”. Сергей Яковлевич даже учился на высших кинооператорских курсах фирмы “Пате” (“Pathè Frères”), всерьез решив получить новую профессию, пробовал себя в кинокритике: “К кинематографу у меня отношение совершенно особое. Это новое и великое искусство, по своей емкости необъятное…”779

“Pathè Frères”

Цветаева очень любила кино: “Главная радость – чтение и кинематограф”.780 В молодости ходила на комедии с Максом Линдером. Но великий новатор в литературе, революционер значительнее Маяковского и футуристов, она, кажется, была равнодушна к новаторскому кино. Ни “Земля”, ни “Броненосец Потемкин”, ни “Метрополис”, ни даже “Новые времена” ее не заинтересовали. Она ценила знаменитого немецкого актера Вернера Краусса, но вовсе не за роль в “Кабинете доктора Калигари”, а за фильм “Наполеон на Святой Елене” (дань давнему увлечению великим императором). В Париже смотрела современные американские и немецкие фильмы, но выше всех ставила французские. Фильм “La femme du boulanger” (“Жена булочника”[101]) так понравился Марине Ивановне, что в одном из писем она пересказала Сергею Яковлевичу сюжет: “…у булочника <…> сбежала жена – с пастухом <…> и булочник перестал печь – и вся деревня – идет, ищет и учитель, M. le Curè[102], к<оторый> – издали завидев пару <…> изгоняет из нее бесов – по-латыни. Булочница возвращается – и булочник вновь печет”. В общем, довольно заурядное кино даже для тех лет. Но Цветаева находила в нем что-то близкое, ей фильм казался просто “гениальным”, одним из лучших во Франции, а значит, и в мире. Новый 1939 год Цветаева с Муром даже встречали в кинематографе.