Рембрандт хорошо знал смысл и значение фактуры и широко пользовался ее богатыми возможностями. Для примера обратимся к его величайшему шедевру «Блудный сын». Вспомните, как написан сын. Его лицо, прячущееся в складках отцовской одежды, и ноги, натруженные в долгой ходьбе, распухшие и запыленные ноги! Лицо сделано почти эскизно, обобщенно, а ноги написаны портретно, как руки отца.

В картине два психологических центра: всепрощающие руки отца и ноги раскаивающегося сына. Руки написаны деликатно сдержанными напряженными мазками, великолепно передающими внутренний душевный мир отца, а ноги сделаны несколькими плотными слоями. Несомненно, что многие психологические эффекты великим мастером достигнуты здесь фактурными средствами.

Конечно, Рембрандт в своих работах не преследовал одних живописных идей, но он, несомненно, широко ими пользовался.

Также много внимания фактуре уделяли такие великие художники, как Курбе, Домье, Репин, Суриков и Ван Гог. Их имена в истории живописи будут связаны не только с гуманитарными, революционными, но и формальными завоеваниями. Их работы передают зрителю не только мысли и сердце художника, но и его эстетические радости: краски и красивую поверхность.

Свои смелые, густые мазки Кончаловский клал мягко, без излишнего нажима, подчеркивания. Он ни разу не повышает голоса, ни разу не ведет роли на жестком жесте, на крике… Зрителя он нигде не подводит к пределу своих сил.

В историю русской живописи Кончаловский вошел как лучший натюрмортист. Все его ученики и последователи на всю жизнь сохранили привитые их учителем любовь к натюрморту. И если вы теперь на выставках встречаете большое количество натюрмортов, любовно, живописно и темпераментно написанных, — то это, несомненно, влияние вождя «Бубнового валета».

Кончаловский и его окрестности

Кончаловский и его окрестности

Большое влияние на развитие советской живописи оказала художественная организация под названием «Бубновый валет». Это название было придумано Кончаловским как протест против эстетских названий других художественных организаций. Было время, когда наши искусствоведы (особенно музейные) считали живопись бубнововалетистов формалистской и даже мелкобуржуазной и вели с ними жестокую и нелепую борьбу. Много нервов они попортили Кончаловскому, Машкову, Фальку и другим членам этой организации.

Ярким примером их метода и стиля борьбы могут служить аннотации, которые музейные работники вешали около работ бубнововалетистов.

В Третьяковке под великолепным живописным натюрмортом Кончаловского висела надпись: «Капиталистическое искусство наслажденческого периода», а под работами Фалька (они как потенциально опасные находились в запаснике) висела надпись: «Живопись эпохи загнивающего капитализма».