Праздник этот состоял из двух отделений: борьбы и фехтования. На палубе были разостланы брезенты, насыпана куча песка, и устроена круглая арена, сажени в две в диаметре. Спортивное состязание заключалось в том, что два борца, схватившись посреди арены, старались выбросить один другого за борт ее, вокруг которого на коленях в выжидательной позе сидели прочие участники. Излюбленный прием заключался в том, что один из борцов, выталкивая с усилием упиравшегося противника, внезапно падал на спину, увлекая за собою последнего, и, подставив ему ногу в живот, перекидывал его через себя. Тот летел через головы сидевших вокруг арены и при общем смехе тяжело грохался на палубу. В тот же момент один из ожидавших своей очереди, заступал на его место. Победитель, не успевший еще вскочить на ноги, сплошь да рядом выбрасывался новым борцом, которого, в свою очередь, постигала та же участь после его победы.

Очевидно, суть здесь заключалась не только в силе и сноровке при выбрасывании противника из арены, но и в быстрой готовности к новой борьбе. Победивший три раза подряд получал приз, который заключался в разного рода гостинцах и бумажных украшениях, которые тут же возлагались на чемпионов. Деньги на это дня за два собраны были добровольной подпиской с пассажиров. Мы, при всей нашей бедности, пожертвовали по одному доллару с человека, дабы не портить отношения с командой. Зато нам были отведены места среди зрителей второго класса.

Кроме простых матросов, в состязании принимали участие и младшие офицеры корабля, и некоторые из пассажиров. Один из них, пассажир первого класса, богатый японский плантатор, вышел даже победителем и, с гордостью воздев на свою голову преподнесенную ему фантастическую бумажную тиару, щеголял в ней целый день.

Фехтование бамбуковыми двуручными мечами было довольно скучновато.

На пятый день поутру мы подошли к Кальяо. Здесь предстояла высадка почти всего японского контингента пассажиров и остатка китайцев и выгрузка значительной части леса, взятого из Сан-Франциско. Это заняло более двух суток, и нам представилась возможность съехать на берег. Поехали Руденский, Нечаев с женой и я. Гильбих, Оранжереевы и Курбатов воздержались по экономическим соображениям, ибо надо было на ялике добраться до берега (пароход стоял на рейде), и затем на электрическом трамвае до Лимы и там провести целый день – все это стоило денег.

Кальяо, крупный коммерческий порт, мы почти не видели, так как станция трамвая находится рядом с таможней, куда мы пристали. Переезд до Лимы занял около получаса; таким образом, к десяти часам утра мы были уже в Лиме, и в нашем распоряжении было более восьми часов времени для осмотра города, ибо мы имели в виду возвратиться на пароход к ужину, отчасти по тем же экономическим причинам, главным же образом потому, что вечером для нас, при наших финансах, город не имел ничего притягательного.