– Я пригласил сюда Дельвига в надежде, что он своей беседой рассеет деревенскую скуку семьи моей, а он только валяется на постели, задрав вверх ноги, и обжирает меня, получая сверх того мои порционы.
Под этим Клейнмихель разумел 2 руб. 50 коп. суточных денег, которые состоящие при нем получали во время командировок из Петербурга, конечно, не от него, а из казны, но в его понятиях это было одно и то же. Серебряков мне передал слова Клейнмихеля; я отвечал откровенностью за откровенность, сказав ему:
– Клейнмихель мне неоднократно говорил, что он пригласил меня в гости, а что от вас он требует разных услуг, а вы ничего не делаете {и только, и так далее об обжирании и получении его порционов}.
Клейнмихель долго не поправлялся от болезни и назначил себе неподалеку от господского дома место, на котором желал быть похороненным. В {бытность нашу в} Дмитриевском, приезжали какие-то помещики, а более помещицы, родные и знакомые графини, отличавшиеся малым образованием и ничем более. Графиня была с ними любезна, граф высокомерен до такой степени, что не хотел, чтобы она с кем-нибудь из них съездила на богомолье в Белгород. Она просила меня поехать с нею, и мы в карете на почтовых лошадях съездили туда и назад в один день, побывав в Белгороде у обедни и у харьковского архиерея в его летнем помещении. Впрочем, сообщения наши с Харьковом были почти ежедневные; туда посылали и за докторами, и лекарствами, и за всякой безделицей, нужной в домашнем обиходе. Например, испортится самая дешевая лампа; починка ее стоит рубль; между тем снаряжается курьер из казеннослужащих; ему выдаются прогонные деньги на три лошади до Харькова и обратно и суточные деньги по положению; все это из казенных сумм. Клейнмихелю в голову не приходило, что поступает незаконно; он, впрочем, и не думал об этом. Таким образом, он расходовал казенные суммы для своих надобностей. Но в публике существовали ложные мнения, что Клейнмихель наживал от своей должности миллионы рублей, которые переводил в английский банк, и что Государь дарил ему значительные суммы. Первое мнение, как совершенную нелепость, я не намерен опровергать, а второе также несправедливо, так как мало было лиц, которые, возвысясь в чиновной иерархии подобно Клейнмихелю, получали бы так мало аренд и других денежных выдач. Он не хотел их испрашивать, чему приведу следующий пример. В 1851 г. предстояло открытие железной дороги между двумя столицами, и в семействе Клейнмихеля говорили о награде, которую он получит по этому случаю. Уверяли, что он желал получить титул князя, но что жена его, в виду их долгов и большого числа детей, желала получить хорошую сумму денег, которую, конечно, дали бы не иначе, как по особой просьбе ее мужа, а просить он не соглашался. Однажды вечером, улучив время, в которое мы остались наедине, Клейнмихель мне сказал, что жена уговаривает его просить у Государя, чтобы по имению Почеп, заложенному в сохранной казне, взыскивали с него только капитальную сумму без процентов, и что тогда придется ежегодно вносить в эту казну в 6 раз менее, против настоящего их взноса. Передавая мне это, Клейнмихель обратил мое внимание, что подобная выдача капиталов с возвращением их в казну без процентов часто производится лицам и менее его заслуженным, но что он не понимает, как можно при таком ничтожном ежегодном платеже уплатить в 37 лет весь занятый капитал, при чем просил объяснить ему это просто, без вычурных выражений. Я отвечал, что его рассуждение правильно, и объяснил ему это тем, что он платит теперь с занятого из сохранной казны капитала ежегодно 6 %, т. е. на каждые занятые 100 рубл. платит 6 pуб.; в то число собственно в уплату капитала платит только 1 %, т. е. 1 рубль, так что в последнем случае он уплатил бы в продолжение 37 лет, вместо занятых им 100 р., только 37 рублей. Он это понял и с того времени решительно отказал в просьбе своей жены, которая догадалась, что это было следствием моих пояснений, и несколько времени на меня дулась. Читателю покажется странным, что я не объяснил Клейнмихелю теорию погашения займа в сохранной казне, но я знал, что он ничего не понял бы из моего объяснения и не дал бы мне даже его окончить. Это мне напоминает следующую сцену: князь Кочубей{412} испрашивал концессию на железную дорогу от Харькова до Одессы с гарантией 5 % на капитал и какой-то части % на его погашение. В Петербурге в гостиной графини Клейнмихель сидели она, муж ее, брат его первой жены наш посланник при Неаполитанском дворе Кокошкин{413} и П. А. [