Сазонов мало того, что согласился сам, но успел убедить Государя в необходимости подвергнуть вопрос о Константинополе и проливах новой переоценке. В этом я скоро убедился.

Перед моим отъездом в Сербию я был принят Государем. В продолжительной аудиенции я доложил, как понимаю свою задачу в Сербии:

– Наши приобретения в Галиции и Буковине представляются мне скорее обузой, чем реальной выгодой. Весь положительный смысл войны для нас определяется завладением проливами, причем нам необходима вся зона, сухопутная и морская, обеспечивающая нам владение, т[о] е[сть] линия Мидия-Энос, отдававшая нам Константинополь и острова Имброс, Тенедос и лемнос, защищавшие Дарданеллы с подхода в Мраморное море.

Государь прерывал меня выражениями своего одобрения.

– Если это так, продолжал я, то для нас необходимо заручиться содействием Болгарии, ибо без нее я не вижу, как нам удастся овладеть Константинополем.

Эти последние мои слова видимо не встретили сочувствия Государя.

– У Вас репутация болгарофила, – заметил мне Государь.

Я возразил на это, что на том месте, которое я занимал, можно прослыть филом или фобом, но что лично я считал своей обязанностью исключительно стоять на точке зрения русских государственных интересов. Видимо желая смягчить значение своих слов, Государь стал припоминать, когда, по его мнению, болгарские симпатии к нам охладели. Это было, когда мы отказали им в просьбе послать наши суда на помощь, чтобы бомбардировать с тыла Чаталджу. Я заметил, что на славянские симпатии вообще трудно полагаться, и что отношения наших клиентов на Балканах напоминают отношения крестьянского мальчика к помещику, который, его окрестил. В понятиях крестьянина, помещик должен за это помогать ему до гробовой доски, а сам он ничего не обязан делать для крестного.

– Кому Вы это говорите, – перебил меня Государь, – у меня столько крестников.

Вернувшись к главному предмету беседы, я вновь высказал убеждение, что вам надо заполучить Болгарию, а этого сделать нельзя иначе, как обещав ей Македонию. Ввиду этого я просил разрешения Государя употребить все усилия, чтобы настоять на этом перед сербами. Государь пожелал мне успеха, но не отозвался на мою просьбу разрешить, чтобы я от его имени настаивал перед сербским престолонаследником.

Далее разговор зашел о Румынии. Я просил разрешения Государя на пути в Ниш остановиться в Букаресте[180], чтобы ориентироваться в положении.

– Я даже прошу Вас непременно это сделать, – сказал Государь. – Непременно повидайтесь в Бухаресте с Братиано и румынскими государственными людьми. Мы от вас узнаем, что там делается.