___

Здание миссии, где я остановился, был старый живописный турецкий канак[183], в котором жил некогда турецкий паша, а потом поселился король Милан. Оно принадлежало его вдове, королеве Наталии. Последняя уступила его нишскому округу; после войны там предполагалось устроить русский женский институт, раньше того помещавшийся в Цетинье.

В этом здании жил весь состав миссии и помещалась канцелярия. Комнаты были высокие, просторные, по середине от входа был громадный зал, в турецкое время отделявший селямлик (мужское помещение) от гаремлика (женского). В некоторых комнатах была прекрасная деревянная резьба и красивые турецкие потолки. Живописность дома довершалась старым тенистым садом, с мраморным фонтаном по середине. Мрамор был украшен тонким орнаментом. Русская миссия была помещена лучше всех прочих. Остальные мои иностранные коллеги поместились в маленьких плохеньких квартирках в городе.

Родина Константина Великого, Ниш, как большинство сербских городов, был живописно расположен, окаймленный на восток горами в направлении к Болгарии, с быстро протекавшей через город рекой Нешавой. Он считался вторым городом в Сербии, и его горожане называли его «гордый Ниш». На самом деле, это был прескверный городишко, грязный, с такими лужами на некоторых улицах, что одну из них, через которую мне ежедневно приходилось проезжать в русскую больницу, мы прозвали Дарданеллы. Однажды, когда мне пришлось проезжать через эти Дарданеллы, мои лошади, которые были в довершение того слепы, ибо других нельзя было достать в Нише в военное время, испугались, начали бить ногами, обдавая меня всего грязью. Положение было критическое, потому что выйти из экипажа значило бы погрузиться по колено в грязные, вонючие Дарданеллы. Я стал взывать о помощи. На мое счастье, поблизости оказался солдат, который с ленивым интересом следил за тем, как мы барахтались в луже. Он не имел никакого намерения форсировать Дарданеллы, но серебряная монета, которую я показал ему издали, убедила его. Он подошел к коляске, и я на его спине благополучно переправился на берег, а оттуда, весь покрытый грязью, должен был вернуться через город домой. Таков был патриархальный «гордый Ниш».

На мое счастье, приехав в Сербию, я нашел самый удачный состав миссии. Первым секретарем был В. Н. Штрандман, который был в Сербии уже во время Балканского кризиса и был прекрасно знаком с политической обстановкой и сербскими деятелями. Это был умный и способный молодой дипломат, горячий патриот, который с любовью относился к делу. В сношениях с сербами он проявил много выдержки и такта и составил себе прекрасное положение. Вторым секретарем был Зарин. В состав миссии входили также вице-консул Емельянов и секретарь консульства Якушев. Очень ценным для маня человеком был драгоман миссии Мамулов, кавказец, бывший кавалерийский офицер, уже двадцать лет пробывший в Сербии и знавший всю ее подноготную. Он говорил по-сербски, как серб, знал всех и все его знали, и был прекрасный знаток лошадей, что впоследствии сослужило мне немалую службу при нашем отступлении из Сербии. Благодаря этим прекрасным людям, наше тесное сожительство под одним кровом было очень приятно. Мы жили действительно, как дружная единомысленная семья.