В городе начались отдельные случаи убийств большевиками добровольцев и разоружения греческих солдат. Из тюрьмы были выпущены все, как политические, так и уголовные преступники.
С утра 22 марта весь город был запружен беженцами. Все старались попасть на какой-нибудь пароход, безразлично куда бы он ни шел, лишь бы только у него была исправна машина и имелся уголь, чтобы хотя выбраться из порта. Однако таких пароходов было мало, приходилось занимать и совершенно безнадежные суда. В течение всего дня 23 марта французы выводили такие суда на внешний рейд, где они усилиями самых же пассажиров и при весьма слабой помощи союзников, кое-как чинились и уходили каждый в своем направлении. Вывести все суда из порта все-таки не удалось.
В полдень 23 марта власть в городе перешла в руки Совета рабочих депутатов.
Французское командование и городская дума официально признали его; с этого момента большевики стали полными хозяевами положения. Для того чтобы побудить французов оставить в Одессе русскую торговую флотилию, Совдеп командировал на французский линейный корабль «Жюстис»{240} депутацию, вступившую в переговоры с французским морским командованием.
Судя по большевистской радиотелеграмме, переговоры продолжались около двух часов и с обеих сторон носили самый вежливый характер. Впрочем, эти переговоры никаких последствий не имели, так как почти все суда, стоявшие в Одесском порту (более 20), французы предназначили для перевозки своих войск, военных припасов и местных французских и греческих колоний, а те немногие, не успевшие в этот день выбраться на внешний рейд суда, были уже окончательно испорчены самими же большевиками.
Впоследствии для предотвращения помехи эвакуации со стороны большевиков, в городе недалеко от порта была установлена линия зоны, в пределах которой французы оставались до последней минуты полными хозяевами положения. Прочая часть Одессы, в которой находились все банки, общественный и государственные учреждения продолжали оставаться в руках большевиков.
При такой обстановке, эвакуация города с миллионным населением, громадными запасами военного имущества, материалов и массою различных учреждений, конечно, не могла быть закончена в 48-часовый срок: это оказалось фактически не выполненным и последние французские суда покинули рейд Одессы только 26 марта, т[о] е[сть] спустя более чем 72 часа по истечении двухдневного срока.
Таким образом назначенный чрезмерно короткий срок эвакуации отнюдь не вызывался обстановкой ни военной, ни политической и мог быть смело увеличен до недели, в течение которой при спокойных и надлежащих распоряжениях русских властей можно было бы упорядочить эвакуацию, вывезти беженцев и наиболее ценное имущество. А между тем всеми предшествующими своими распоряжениями французское командование лишь дезорганизовало русское управление, лишило власти представителей командования Вооруженных сил Юга России и привело к тому, что предполагаемая планомерная эвакуация вылилась в паническое и постыдное бегство.