Автору этих строк пришлось не только дожить до исполнения своего предсказания, но и принять деятельное участие в обновлении церковной жизни в России, но, конечно, он не мог предугадать, какого масштаба достигнет гонение на Церковь в результате революции. – Трудно сопоставлять политику Комба с нашей революцией и большевиками.

Положение церкви в государстве изменилось в корне, с революцией, вызвавшей отречение Государя от престола.

Как известно, Петр Великий произвел реформу Высшего церковного управления под влиянием протестантского уклада. Он упразднил патриаршество и заменил его Синодом епископов по своему выбору и назначение. Это вторжение гражданской власти в дела Церкви было каноническим нарушением ее свободы, и под видом особого покровительства унижало ее. Это зло, о котором упоминает в приведенном письме мой брат, вызывало горячие протесты людей самых различных направлений, как например, Ю. Ф. Самарина, Аксаковых, Вл. Соловьева и других.

Официальный характер Церкви, как государственного учреждения, отчудил от нее не мало симпатий и был виновником распространения многих сект, куда уходили люди, отшатнувшиеся от внешнего формализма Церкви. Он был также причиной отчуждения от Церкви так называемой интеллигенции, которая либо стала равнодушна, либо принесла в народ проповедь неверия.

С падением старого строя, Церкви была возвращена ее свобода. Впервые, после более чем двухвекового перерыва, в Москве был созван Церковный Собор.

Его открытие состоялось 15 августа 1917 года, в эпоху революционного угара, когда все страсти обращены были в область политической борьбы. Наоборот, выборы в Собор привлекли к себе внимание людей исключительно религиозных и церковных. Это было крайне важно, ибо к участию в Соборе, наряду с епископами, были привлечены и выборные от духовенства и мирян, с той однако, разницею, что епископы были решающею инстанцией, они могли принять или отвергнуть каждое постановление общего собрания, тогда как миряне имели лишь право предварительного обсуждения.

В Собор вошли, во-первых, все епархиальные епископы русской церкви, затем представители духовных семинарий, и наконец, выборные члены от духовенства и мирян каждой епархии. Рядом со специалистами канонического права и богословия сидели и простые крестьяне, и сплошь да рядом, в самых серьезных вопросах одерживало верх мнение не людей науки, а простых смиренных крестьян. Так было, например, с вопросом о восстановлении патриаршества, который возбудил оживленные прения. Партия профессоров академии, опасалась усиления клерикализма. Помню, как на кафедру взошел простой крестьянин, который объяснил по-своему, почему крестьяне хотят, чтобы был патриарх. Он сказал: «У нас нет больше царя; нет отца, которого мы бы любили. Синод любить невозможно, а потому мы, крестьяне, хотим патриарха».